Книга Украденное лицо, страница 46 – Тара Изабелла Бертон

Она пишет:

Не проходит и минуты, как Беовульф Мармонт ставит лайк.

Все напиваются стоящим на буфете вином, кроме Хэла, который весь вечер подливает себе в стаканчик.

– Господи, – произносит Хэл. – Какая банальность.

– Что такое? – Индия всем рассказывает, насколько упражнения на брусьях лучше для ягодичных мышц, чем на турнике.

– Возьмем мы с боем свежий и могучий мир. – Хэл закатывает глаза. – Вселенную похода и труда. Ух ты. Тяжкий труд, – фыркает он. – В угольную шахту спустись.

– Не надо, – произносит Рекс. Очень тихо.

– Пионеры! О пионеры! От пули увернулась или как?

Рекс молчит. Он очень бледен. Яростно кусает нижнюю губу.

– Как она отреагировала? – Теперь Хэл уже смотрит на Луизу. – Когда вы ей рассказали. Передрались, как кошки? Разделись?

– Она сейчас не в Нью-Йорке, – отвечает Луиза. – Отдыхает.

Хэл смеется.

– Изгнание. Какая прелесть. Да полноте! Я бы на вашем месте поостерегся, юная Луиза, она может сунуть вам под ребра нож, пока вы спите.

Луиза смеется, как будто что-то еще соображает.

– Я в смысле… Может, вам и повезет. Может, она проглотит пригоршню снотворного мамаши Вильямс. – Он дует в свистелку. – Запереть под замок все лезвия. И не подпускайте ее к воде.

У Луизы к горлу подступает тошнота, и ей кажется, что ее вырвет – и вправду вырвет. Ей кажется, что с ней случится истерика – случится, случится. Вот только именно Рекс вскакивает на ноги.

Именно Рекс стремительно выбегает вон.

Это, по крайней мере, дает Луизе повод броситься вслед за ним.

* * *

Она обнаруживает его в одной из спален. Там скромная односпальная кровать посреди огромной комнаты, обшарпанный конь-качалка, на стенной пробковой плите – флаги частных школ из Девоншира, Андовера и Дирфилда.

Он курит косяк и пускает дым в окно.

– Знаешь… – Рекс пустыми глазами глядит в окно. – По-моему, мы все-таки злодеи.

– Нет! Нет!

– Не надо мне было тебя целовать. Я хуже всех… не надо мне было этого делать.

– Все хорошо! Ты лучше всех!

– Если с ней что-то случится, – продолжает Рекс, – если она… если с ней хоть что-то случится, это я виноват.

– Не виноват, – настаивает Луиза. – Я тебе обещаю…

– Ты не понимаешь! – Рекс впервые повышает на нее голос. – Тебе не понять… Ты давно ее знаешь, а? Полгода? – Он очень медленно выдыхает. – Она не твоя забота, а моя! Нельзя просто… прогнать это от себя, потому что так хочется. – Он гасит косяк о стол Хэла. – Прости меня… это несправедливо по отношению к тебе. До единого слова.

– С ней все будет хорошо! – Луиза кладет руки ему на плечи. Прижимается губами к шее. Глубоко вздыхает. – Обещаю тебе… Обещаю. Все будет хорошо. – Она заставляет себя улыбнуться. Заставляет сердце не колотится так сильно. – Все вернется на круги своя, – говорит она.

Он лихорадочно хватается за ее руку. Прижимает ее к плечу. Благодарно глядит на нее, словно Луиза уже все уладила одними лишь словами.

Они возвращаются к остальным. Улыбаются. Чокаются.

Большеглазая подруга Беовульфа Мармонта разбивает бокал для шампанского, и Рекс тотчас произносит: «Я все улажу», а Хэл молча стоит и потом начинает смеяться.

– Вот так назовут твою биографию, когда ты умрешь, – провозглашает Хэл. – «Я все улажу: Жизнь Рекса Элиота».

– Никто мою биографию не напишет, – отвечает Рекс с пола.

– Наверное, нет, – соглашается Хэл. – И мою тоже. А может, и напишут. «Жизнь и воззрения скромного служащего страховой компании». – Он пожимает плечами. – Да ладно. Когда грянет революция, книг все равно никто читать не станет. – Он откашливается. И провозглашает: – Мы их всех сожжем дотла. Не так ли, юная Луиза?

Луиза выдерживает его взгляд.

– Конечно, – говорит она и поднимает свой бокал.

Они налегают на шампанское. Включают музыку погромче. Играют в «прицепи ослу хвост» с новым набором, где осел – это демократ, а все булавки – флаги. Они тянут кокаиновые линии с журнального столика и пьют пунш, о котором Хэл говорит, что всем достались моллинезии, хотя Луиза в этом не уверена.

– Что ты хочешь на день рождения, Хэл? – спрашивает Индия.

– Отсос.

Все смеются вместе с ним.

– Как выясняется, – продолжает Хэл, – мне абсолютно ничего не нужно. Настоящий мужчина избавляется от всех привязанностей.

– Это так Генри Апчерч говорит?

Луиза вовсе не хочет показаться язвительной. Но губы у Хэла дергаются, он корчит какую-то странную гримасу, потом улыбается и смеется, тем самым давая остальным разрешение тоже рассмеяться, и говорит:

– Именно это утверждает Генри Апчерч. – И добавляет: – Ну ты и злыдня.

Но говорит он это с такой симпатией, и Гевин Маллени хлопает ее по плечу, а Индия изображает падение микрофона, и даже Рекс беспомощно пожимает плечами, словно говоря: «С ней что-то не так?» И все смеются, делают фотки и говорят Луизе, что она звезда вечера, и это, в некотором смысле, так и есть.

* * *

Они пьют еще больше. Хэл предлагает тост, начинающийся словами «а теперь восславим знаменитостей». Они включают старые танцевальные свинги, потому что Хэл считает, что всем нужно послушать «Братишка, гривенник подай» и поразмыслить о важности песни для американской промышленности, и Рекс поднимает Луизу на руках, а Хэл подхватывает ее за ноги, и все думают, как весело Луизе лететь по воздуху через гостиную, библиотеку и кухню, что она сможет стащить с кухни припрятанный Генри Апчерчем выдержанный виски и вылить бутылку себе в глотку.

Беовульф Мармонт выкладывает в «Фейсбук» фотографию Луизы.

На ней Луиза сидит с Рексом на диване под портретами всех Апчерчей. Рекс целует ее в щеку.

Все ставят лайки.

Рекс тоже ставит лайк, хоть и сидит рядом с ней, и при этом Луиза поднимает на него глаза, он ей улыбается, и Луиза улыбается в ответ.

К рассвету все, кроме Луизы, засыпают на диванах Генри Апчерча, даже Хэл, хоть и принял в тот вечер пригоршню стимуляторов, чтобы не спать.

Луиза пролистывает фотографии у себя в телефоне.

Она не узнает себя в этом платье, с этой губной помадой, счастливой в объятиях любящего ее человека. Летящей над всеми без Лавинии, а он держит ее за руку.