Книга Сирена, страница 21 – Кристоф Оно-Ди-Био

– Говорят, происхождение у него арабское, – замечает архитектор при виде прекрасной энсаймады, местного пирога, который Карима поставила на стол.

– Потому что в форме тюрбана? – спрашивает дантист.

– На свете много чего арабского происхождения, – говорит архитектор. – Это была великая цивилизация.

– Почему была? – возмущается Хлоя Бальзамо.

– Ну, потому что сейчас цивилизацией это назвать трудно…

– Мы же договорились не заводить об этом речи, – напоминает Карима.

– Ты права, поговорим о покемоне Го.

– Знаешь, как один водитель вдребезги разбил свою тачку, пытаясь поймать покемона?

– Еще одна форма терроризма, – шутит Джибрил.

– Да, но их-то ловят.

– Жером!

Когда наступает время мыть посуду, я оказываюсь рядом с Изабель Верон.

– Правильная у тебя была реакция, – говорит она мне, отряхивая с рук пену.

– Спасибо.

Я принимаюсь вытирать восьмой бокал.

– Но смотри, чтобы он не переселился совсем в мир фантазий.

– Мы стараемся.

Я кладу полотенце и выхожу из кухни. Я не ее пациент и не просил совета.

В саду пахнет ментолом. Прислонившись к невысокой каменной ограде, стоит флористка. Краснеет кончик тонкой сигареты в ее губах.

– Вы домой? – спрашивает она меня.

– Да, скоро. Уложу сына.

– Все дети спят. Не хотите выпить по последней в отеле?

Я вежливо отказываюсь.

– Я могла бы показать вам мои цветы.

– Это, должно быть, очень красиво, но я домой.

Она глубоко затягивается, кончик ее сигареты краснеет ярче.

– Вы уверены?

– Да.

– Жаль. Вам это пошло бы на пользу… – Голос ее вдруг стал хриплым. Она добавляет: – Можно делать чудесные вещи в цветочных лепестках.

Я нелюбезно обрываю ее:

– У меня аллергия на пыльцу.

Возвращаюсь в дом. Осторожно открываю дверь детской. Маленькие тела вповалку на матрасиках. Я наклоняюсь, отодвигаю ручку, ножку, плюшевую игрушку, нахожу сына и уношу его. Он тяжелый.

Я вспоминаю, каким он был легоньким, когда она ушла. На дне океана, да. Он цепляется за меня. Я последний спасательный круг. Со своей ношей я прощаюсь с гостями, с Артуром и Каримой, благодарю их.

– Вечер все-таки удался? – спрашивает меня Артур.

– Да. Не парься. Я уложу малыша. И сам баиньки.

Под кваканье лягушек, словно комментирующих мое продвижение, я ступаю на дорожку, вымощенную заросшими мхом камнями, и иду, ориентируясь в свете луны и звезд. Его щека горяча на моем плече. Я переживаю сладкую муку.

Это царство воды, солнца и резины. Адреналин течет рекой в лабиринтах труб, которые вздымаются волнами, перекрещиваются и извиваются гигантскими спагетти в небе Майорки, всасывая счастливых и испуганных человечков, съезжающих по ним. Rapidos descensos et vertiginosos giros ^[66]. Девиз написан большими буквами над входом в это вожделенное место, как «познай самого себя» на фронтоне храма Аполлона в Дельфах. Мой мальчик бежит под портик со всех ног в своих синих бермудах с красными якорями и футболке Adventure Time ^[67] – еще один его любимый мультик.

Акваленд – царство скоростей и головокружительных виражей, но это еще и царство жира. Целлюлитная кожа, чаще всего английская, иногда немецкая, блестит от крема для загара. Жестокое зрелище. Мой сын на нем не задерживается. Он хочет в Большой каньон.

– La major atracción para la familia ^[68]. Это для семей, папа. Мы с тобой семья, пойдем.

Отцовское сердце тает. Семья бегом поднимается по лестницам башни на тридцать метров над землей. Желтый круг подплывает к нам, направляемый руками двадцатилетней белокурой служащей в короткой маечке и мини-шортах, с бриллиантиком в пупке. На ее мускулистой попке желтыми буквами написано слово Lifeguard ^[69]. Так что мы без опаски садимся в круглую, желтую, туго надутую штуку.

– Disfruta ^[70], – говорит она.

У нее красивые зеленые глаза. И я, разумеется, вспоминаю Нану, перед тем как крепко прижать к себе сына.

Я беру паузу, а он бежит дальше, в Crazy Race ^[71]. Лежа на спине, как и три его конкурента в трех параллельных коридорах, руки вдоль тела, серьезный, сосредоточенный, настоящий гонщик, он мчится вниз на бешеной скорости по наклонной плоскости, в которую хлещут струи воды, заливая ему глаза еще до финального нырка. Меня охватывает страх, когда он летит в бассейн вместе с тремя другими гонщиками.

Лишь бы не ударился головой. «Перелом шейных позвонков», – проносится в голове. Я кидаюсь как оглашенный в бассейн, не обращая внимания на яростный свист lifeguard. Мой сын с победоносным видом выныривает из хлорированной воды.

– Есть хочется!

Мы идем есть, и я наслаждаюсь зрелищем его загорелого тела в мелких капельках и радостью, читающейся на его ликующем лице в этот чудесный день, всецело посвященный развлечениям.

Мы обедаем, счастливые, объедаемся фастфудом, вредным и донельзя калорийным. Верх наслаждения: жареная картошка, залитая майонезом и кетчупом, которые текут по пальцем и рисуют жуткую боевую раскраску на лицах. А нам плевать. Все пересолено и вкусно.

– Me mola! – говорит он. «Мне нравится».

– Что значит «умерла»? – Спрашивает он, когда мы стоим в очереди на Кола дель Дьябло рядом с Большим каньоном.

– Это значит, что твоего тела здесь нет, но твоя душа во всех мыслях.

– Во всех мыслях?

– В мыслях людей, которые тебя любят и думают о тебе, как если бы ты был здесь.