
Онлайн книга «Говорит Альберт Эйнштейн»
— Во благо нации… — повторяет Альберт. — Вам не кажется, что это на руку только монарху? Нернст вздрагивает: — Я бы не стал утверждать столь категорично. — Тогда назовите мне имена, — говорит Альберт, — этих светил «Общества кайзера Вильгельма по развития науки». Тут слово берет высокий, крупный Планк: — Председателем назначен прусский министр по делам религии, образования и медицины Август Бодо Вильгельм Клеменс Пауль фон Тротт цу Зольц. — Представляю, сколько места на кафедре будет занимать человек с таким длинным именем. — Тротт цу Зольц — представитель дворянской фамилии, потомок древнего протестантского рода Гессена и член старинного гессенского рыцарства, чью историю можно проследить с тринадцатого века. В Зольце у них родовое гнездо, но есть еще замок в Имсхаузене. Они имперские бароны. — Эйнштейнам не требуется родовое гнездо, — говорит Альберт. — Я со всеми общаюсь одинаково. По лицам гостей пробежала ухмылка. — Тротт цу Зольц председательствовал во время первого заседания, на котором было восемьдесят три члена с правом голоса, в том числе Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, банкир Людвиг Дельбрюк и промышленник Генрих Теодор фон Боттингер. Фриц Габер тоже был. Вы знаете Габера? — Весьма перспективен, — отвечает Альберт. — Так и есть. А президента своего общества Адольфа фон Гарнака кайзер Вильгельм Второй удостоил нагрудной цепью. Вы слышали про него? — Я слышал про его библиотеку в Берлине. — Вы знаете, что там хранится? — Фрагмент Кведлинбургской Италы пятого века. Библия Гутенберга. Письма Гёте. Крупнейшая коллекция рукописей Баха и моего любимого Моцарта. — А еще оригинальная партитура Девятой симфонии Бетховена. — Знаю-знаю. Но мне больше Моцарт по душе. — Это просто невероятно! — восклицает Нернст. — Вы о партитуре Бетховена? — уточняет Альберт. — И о ней тоже, — продолжает Нернст. — Но главное, в петлице каждого члена общества закреплен знак отличия — медаль с портретом кайзера на желтой шелковой ленте. Кроме того, на церемониях присутствуют члены Сената, облаченные в струящиеся зеленые мантии с алыми воротниками, золотыми пуговицами и медалями. — Весь цвет, короче говоря, — бормочет Альберт. — Собственно, первое, что мы хотели вам предложить, — вступает Планк, — это должность профессора-исследователя Берлинского университета, средства на которую выделяет гехаймрат Леопольд Коппель, предприниматель, основавший частный банкирский дом «Коппель и К°», предприятия «Ауэргезельшафт» и «OSRAM», а также благотворительный фонд «Коппель-Штифтунг». ![]() ![]() МАКС ПЛАНК, ВАЛЬТЕР НЕРНСТ — Как это великодушно, — говорит Альберт. — А второе — это руководство новым Физическим институтом кайзера Вильгельма, открытие которого не за горами. Что вы об этом думаете? — Я польщен, господа. Благодарю вас. — Интеллектуальный климат — идеальный, — продолжает Нернст. — Зарплата достойная, — добавляет Планк. — Аудиторной нагрузки не будет, — подсказывает Нернст. — Какие у вас планы на будущее? — интересуется Планк. — Я никогда не думаю о будущем. Оно наступает слишком быстро. Я посоветуюсь с женой. А потом сообщу вам о своем решении. Если при таком раскладе Милева останется в Цюрихе, то в Берлине у него будет Эльза. Альберту легко жонглировать принципами. Жонглировать женщинами — нет. Впрочем, он сам заварил эту кашу. — Ты же на дух не переносишь Пруссию, — возражает Милева. — Да, но, по крайней мере, там нас ждет безбедное существование. — Неужели? — При этом у меня не будет никаких административных обязанностей. — Неужели? — Я смогу спокойно работать. — А я что буду делать? — спрашивает Милева. — Радоваться жизни в Берлине. — Почему ты так думаешь? — Да потому, что у тебя будет честь зваться моей женой. — Когда же ты поймешь, Альберт: я хочу, чтобы у меня была честь зваться Милевой Марич. — Тогда давай поедем в Берлин и выберем роскошные апартаменты, которые сделают честь и славу Милеве Марич. — Какую честь? Я всего лишь фрау Эйнштейн. Я больше не Милева Марич. О тебе знает весь мир. А я что? Альберт молчит. Закуривает трубку. — Кто я? — не унимается Милева. — Кто меня знает? — Тебя знаю я, — отвечает Альберт. И отгоняет ладонью облако табачного дыма. — Ерунда! — кричит Милева. — Сейчас самое время во всем сознаться, Альберт. — В чем именно? — В том, что ты завел себе пассию. Альберт молча крутит в руках трубку. — Ты отводишь взгляд, — упрекает его Милева. Опустив голову, он закрывает глаза. — Скажешь что-нибудь? Медленный вдох. — Долго ты будешь молчать? Он сидит неподвижно, выпуская кольца дыма из открытого рта. — Ну? — Я тебя люблю, — произносит он. — Тебя. — А та женщина? Он прикрывает рот ладонью и шаркает подошвами. Милева разворачивает скомканный лист бумаги. Сует его Альберту: — Вот, полюбопытствуй. Альберт видит свой почерк: «Как же я жил раньше без тебя, моя маленькая вселенная? Без тебя я не чувствую уверенности в себе, страсти к работе и наслаждения жизнью — короче говоря, без тебя моя жизнь не жизнь». — Все так, — бормочет Альберт. — А Эльза? — А что Эльза? — Ты любишь ее? — Нет. — Ты с ней спишь? Альберт молчит. — Так, значит, Эльза! — надрывается Милева. — Вот стерва. Альберт пишет Эльзе: Мне нужно кого-то любить, иначе жизнь превращается в мучение. И этот кто-то — ты; ты не в силах на это повлиять, поскольку я не спрашивал твоего дозволения. Я всемогущий господин в загробном мире своих фантазий, по крайней мере, мне хочется так думать. Как было бы здорово жить с тобой тихо-мирно под одной крышей. Моя жена постоянно жалуется мне на Берлин, кроме того, она боится родственников. Ей не по себе от одной только мысли, что в конце марта настанет конец ее безмятежному существованию. Конечно, для этого есть некоторые основания. Моя добродушная мать оказалась чертовски зловредной свекровью. Когда она останавливается в нашем доме, сам воздух становится взрывоопасным. |