Книга Скажи, что ты моя, страница 74 – Элизабет Нуребэк

Пару дней назад мне полегчало. Потом я почувствовала себя хуже. Сегодня мне опять получше, но во всем теле слабость. Я могу приподняться и посидеть на краю кровати, но не более того.

Мне так одиноко. У меня есть друзья, которые ждут меня в Стокгольме. Люди, которым я небезразлична. Мысль об этом согревает меня. Интересно, что мама сказала Юханне. Я попросила ее позвонить и сказать, что задержусь, потому что я заболела. И Фредрик наверняка ломает голову, почему я не пишу ему. Мой мобильный телефон пропал, я не знаю, где я его оставила. У меня нет сил искать, а мама нигде его не находит. Говорит, перевернула весь дом, – ей кажется, что я растеряха. Но я уверена, что не потеряла его. Он для меня так важен. Просто у меня нет сил спорить с ней.

Мой диванчик в цветочек у углового окна. Папа купил мне его в секонд-хэнде, хотя мама фыркала и говорила, что он некрасивый. Сколько раз я сидела на нем, смотрела в окно и мечтала, мечтала…

Я добираюсь до него ползком через всю комнату, забираюсь на него и перевожу дух. Наслаждаюсь дневным светом, пока он не угас.

Я вижу Гуниллу по другую сторону живой изгороди. Пытаюсь поднять руку и помахать ей, но сил нет. Смотрю вниз на участок. Вспоминаю, как я играла здесь, когда была маленькая. Почтовый ящик. От одного взгляда на него у меня портится настроение. Не знаю почему, но ко мне вернулись воспоминания и чувства из детства. Отрывочные фрагменты проплывают в сознании и исчезают.

Может быть, это связано с терапией? Со Стеллой? Или всему причиной – дни, проведенные в этом ужасном доме? Или у меня просто бред от высокой температуры.

Что-то произошло, и я стала вспоминать.

Однако не уверена, что мне этого хочется.

Стелла

Эмиля сбила машина. Водитель скрылся.

В бессознательном состоянии его доставили в детскую больницу «Астрид Линдгрен».

Я пересказала это Хенрику и снова натянула пальто. Схватила сумку, бегом бросилась к машине. Хенрик догнал меня.

Когда мы приехали в приемный покой, Эмиль все еще был без сознания. Врач, с которым мы разговаривали, объяснил, что у него рана на виске – вероятно, при падении он ударился о бордюр. Лицо было расцарапано, руки и ноги тоже. На левой ноге переломы в нескольких местах. И это все, что нам сообщили.

Мы сидели в холле. Хенрик был бледный и мрачный. Я позвонила маме и его родителям. Рассказала, что произошло, – сказала, что мы в больнице и ждем сообщения врачей. Надо исключить травмы черепа и гематомы в мозгу.

Я листала брошюры. Смотрела в окно. Снова листала. Мерила шагами коридор. Снова села. Листала газету, не понимая прочитанного. Снова встала, прочитала плакат на стене. Нужны доноры. В больнице не хватает доноров.

«Сдай кровь сейчас. Жизнь – Смерть: 1:0»

Неприятный слоган. О смерти я совсем не хотела думать.

Я повторила все снова – те же брошюры, та же газета, то же окно.

Хенрик неподвижно сидел на диване. Я села рядом с ним, положила голову ему на плечо. Сказала, что все будет хорошо, Эмиль поправится. Не отвечая, Хенрик молча взял мою руку.

Мы пробыли здесь целую вечность. Или еще дольше. Когда в коридоре появился врач, с которым мы беседовали раньше, Хенрик до боли сжал мою ладонь.

У Эмиля легкое сотрясение мозга, но никаких травм, опасных для жизни. Он очнулся, мы можем зайти к нему.

Эмиль лежал на больничной койке посреди палаты. Он казался таким маленьким. Личико бледное, все в синяках. На голове у него была повязка, руки в ссадинах. Под желтым больничным одеялом я увидела распухшую левую ногу.

– Мама, – произнес он слабым голосом.

Я погладила его по руке и поцеловала в лоб. Хенрик прошептал ему, что любит его.

– Тебе больно? – спросила я.

– Да, везде.

Я вызвала медсестру. Она зашла, улыбнулась нам, представилась как Эллен. Она разговаривала с Эмилем, поясняя, что будет происходить, – и сделала ему укол обезболивающего.

Левую ногу будут оперировать, но операция не сегодня, объяснила нам Эллен и заверила, что Эмиль проспит всю ночь. Хорошо бы мы тоже немного отдохнули. Затем она вышла из палаты.

– Как можно сбить ребенка и скрыться? – произнес Хенрик. – Это необъяснимо. Эмиль мог умереть!

У меня не было ответа.

Вечер сменился ночью. Эмиль крепко спал. Хенрик сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле.

– Спишь? – спросила я.

– Нет, – ответил он. – Невозможно заснуть.

– Тогда пошли выйдем ненадолго. Может быть, найдем кофе.

В коридоре мы встретили санитарку, которая показала нам кухню. Я достала две чашки, поставила одну из них в кофеварку и нажала кнопку. Когда машина отшумела, я протянула чашку Хенрику, присевшему на диванчик у стены. Потом сделала кофе себе и села рядом с мужем.

– Понимаю, что ты сердишься на меня, – произнес он после долгого молчания.

– Почему я должна на тебя сердиться?

– Потому что я отпустил Эмиля одного, – ответил он. – Из-за этого его сбили, он получил травмы. Потому что он был один.

– Будь это несколько недель назад, я тоже отпустила бы его одного. Ведь он в последнее время часто ходит сам.

– В последний раз, когда я видел тебя, ты была в полном раздрае. Что произошло? – спросил он.

Я подтянула под себя ноги, отпила глоток кофе, обдумывая ответ.

– Я больше не хочу бояться, – ответила я.

– Значит, все будет, как обычно? Жизнь продолжается?

– Я этого не сказала.

– Отлично. Ведь я сплю с Йенни.

Я слышала вызов в его голосе, видела насмешку в глазах.

– Я знаю, что это не так. Я ошибалась.

– Мне казалось, что ты доверяешь мне.

– Доверяю, – сказала я и взяла его за руку. – Просто мне было ужасно плохо. Я боялась. У меня началась паника.

– Почему ты все всегда драматизируешь?

– Когда ты уехал на свою вечеринку, я достигла дна. У меня начался приступ. Я поняла, что никогда не узнаю, что случилось с Алисой. Кроме того, я ужасно вела себя с Эмилем и дико боялась, что оттолкнула вас с ним от себя.

Хенрик потер глаза.

– Но почему именно Йенни?

– Может быть, потому, что она часто звонит тебе и шлет эсэмэски?

– Она работает у меня, как ты помнишь.

– Но я-то этого не знала. Может быть, потому, что она молодая и красивая? И без ума от тебя?

– Перестань.

– Может быть, потому, что ты случайно послал мне эсэмэску, адресованную ей?

Хенрик наморщил лоб, словно не помнил такого.

– Разве такое было?