
Онлайн книга «Robbie Williams. Откровение»
* * * Роб заявляет, что студия ему сейчас поднадоела, и приглашает нас на балкон в своей спальне, который выходит на долину Сан-Фернандо. Он размышляет, стоит ли им написать песню о его теще Гвен, и предлагает строчку: «умеет разговаривать на многих языках, которые никто не понимает». По возвращении в студию он включает на компьютере крайне не-свинговый трек с аккомпанементом. «Много лет назад его сделал», — объясняет он. «А на что это должно быть похоже, как думаешь? Ну, песня, музыка?», — спрашивает Гай, пытаясь привести всех в состояние творческой активности, которое отсутствует полностью. Тут с кардиотренировки в Велли возвращается Айда. «Это как балет под крэком, — рассказывает она. — Крэк-балет. Мне нормально было, пока пресс не начали качать». Она уходит, и Гай начинает наигрывать еще что-то. «Это мне нравится», — говорит Роб и подпевает почти неслышно. «Давай-ка еще разок», — говорит он и снова подпевает без слов. Судя по всему, что-то начинает происходить. Но, как будто бы осознав, что он загнал себя в угол, Роб говорит, что хочет пробовать дальше. Гай настаивает: надо эту идею быстренько записать все равно, вдруг завтра захочется над ней завтра поработать, наложить барабаны. Он снова наигрывает под запись, но Роб уже не поет. «Да, это хорошо, — соглашается Роб и вроде как приносит извинения. — У меня голова мелодию не рождает. Вот сейчас совсем пусто». * * * Позже Роб объяснит, о чем думал в тот момент. Ничего не рождалось, посему он запаниковал. Они оба так рассчитывали на возрождение своего сотрудничества, столько они к нему шли, столько надежд, и вот теперь явно ничего не щелкает. Неловко как-то. «Прошлым вечером, пока что-то не получилось, я испытывал колоссальный груз. Я все думал: вот черт, он сильно расстроится, я сильно расстроюсь, ничего не получится». * * * И тут Гай предлагает очередную — миллионную, наверное, уже — идею: «А как насчет чего-то типа „Candy“?» «Кто возьмет радугу…» — запевает рассеянно Роб. «Но — в грустном варианте, — продолжает Гай. — В миноре». Он играет некую пульсирующую гармоническую последовательность, и тут же Роб начинает петь мелодию, и даже какие-то слова проявляются: «…это больно мне и тебе…» «Вот это класс», — говорит Роб и продолжает. «Не останавливайся оглядеться… Не останавливайся в океане… Я приду на помощь…» И внезапно в 7 часов 25 минут вечера, после бесплодных бесцельных часов, начинается — магия. К тому, что Гай наигрывает, притягиваются разные мелодии, все очень красивые. «…в твоем пентхаусе… не поставишь меня в… просто используй и все… все это было тщетным, малыш… тщетным, малыш…» Роб раскрывает объятья и так и поет всю вторую часть с поднятыми руками: «Не важно, кто ты… можешь быть кем-то… кем-то… можешь прорваться… если мы прорвемся». И долго повторяет последние строчки. «Вот это правда хорошо», — говорит Гай. «Да уж, нечто хорошее, — соглашается Роб. — Скажи?» И запевает «Мы знаем, кто ты… мы будем с тобой… с тобой, когда ты доберешься дотуда…» И тут его осеняет: «Это же песня для Тедди, верно ведь?» * * * «Ну что, получилось у нас? — говорит Роб. — По ощущениям это прям нечто. Приятная, правда? Давай еще одну напишем — есть слова сильные». Он признается Гаю, что хотел бы быть автором песни «One Day Like This» группы Elbow, и запевает ее. «У нас ничего похожего нет, — возражает Гай, который не желает упускать момент, в который, кажется, все начало складываться, — на карусель». Он наигрывает то, что имеет в виду. «А, в смысле как „Bojangles“?», уточняет Роб. «Ага, — говорит Гай. — Нисходящая штука». Роб немного напевает, но потом говорит, что не чувствует материал. «Будет трудно придумать что-то такое же крутое, как последняя идея», — говорит Гай. Он пробует другое. Роб подпевает, но быстро останавливается. «Да нет, — говорит он. — Слишком уж восьмидесятнический джаз». Гай спрашивает, а не сделать ли им что-то вроде «If I Were A Rich Man». Он начинает играть что-то живенькое и странненькое. «Это мне нравится, — говорит Роб и запевает: — Собирайтесь, парни, в круг…» Эдакая песня-история. «Может быть, она о бунте?» — предполагает Гай. «О бунте?» — переспрашивает Роб. «Ну я вот вижу тебя в ковбойском наряде, ты входишь в салун, ну как перестрелка в „Окей Коррал“ (имеется в виду американский фильм 1957 года с тем же названием. — Прим. пер.). Когда все в баре откинулись. Это вот такое, да?» «Последний крутой махач», — отвечает Роб. Они снова играют, Роб поет «черномазый был мне другом». «Длинный текст тут, слов много». Роб имеет в виду, что если б они действительно стали делать эту песню, то потребовалось бы много текста. Это произносится голосом человека, который в подобном видит проблему, а не возможность. Потом он добавляет, уже немного более радостно, что хотел сделать песню, где почти не слышно, что именно он говорит, чтоб слова звучали так, как будто что-то проговаривается, но на самом деле ничего там нет, и, возможно, вот эта песня такой и может стать. В качестве примера он напевает довольно убедительную абракадабру. «Если уж у кого-нибудь такое прокатит, — говорит Гай, — то у тебя точно». * * * Они оставляют эту песню, которая про махач в салуне, хотя обоим она нравится, и слушают предыдущую песню снова на телефоне Гая. «Про родить-ребенка-в-этот-мир, наверное?» — говорит Гай. «М-м-м, гм-м-м», — отвечает Роб. Потом Гай играет на фортепиано нечто, что вскоре сам назовет «немножко „On Broadway“». Роб подпевает. Тут пойман творческий подъем — Роб впевает слова из куплета песни «Got To Get You Into My Life», в процессе обретая ритм. Идея начинает приобретать форму. Они слушают запись на телефоне Гая, и Роб запевает «о-о-о-о» — бэк-вокал. «Хорошо получилось, верно?» — спрашивает он. «Вот такой фирменный соул Сэмми, — отвечает Гай. — Что-то есть от Алоэ Блакка». Тут Роб запевает песню Блакка «I Need A Dollar». Но все равно они решают, что уже вечер, на сегодня довольно. Есть у них что-то, в конце концов. Они обнимаются. * * * И тут внезапно Роб начинает петь а капелла мелодию последней песни, над которой они работали, и у него придумывается такая фраза: «За что ты меня любишь? Я ж обращаюсь с тобой как урод». И внезапно они — снова за работой. Гай за фортепиано опять. Роб поет. |