Книга Счастье для людей, страница 52 – П. З. Рейзин

Он кого-то увидел. Приближающегося к нам мужчину средних лет. Вместе со спутницей, увидела я, когда они подошли ближе.

– Ральфи!

Хватка усиливается.

– Помоги, – шепчет он.

– Ральф, Ральф, Ральф, глазам своим не верю. Но я тебя узнал.

Это одна из молодящихся личностей, испорченный школьник, на нем розовая рубашка с логотипом известного игрока поло, сияющие туфли с пугающе длинными и острыми носами. Его спутница – чересчур разодетая для воскресенья, по моему скромному мнению – смотрит с таким непостижимым выражением, какое можно увидеть на картинах давно почивших художников, глядящих на нас сквозь века.

– Как ты, черт возьми? Все так же бодрячком?

Ральф начал что-то мямлить в ответ, но Острые Носки снова перебил его.

– Боже, где мое воспитание? Ральф, это Донна. А вы, должно быть…

Ужасные маленькие глазки теперь смотрят в упор на меня. Он слишком громко говорит в галерее с приглушенным светом, а сильный лимонный запах лосьона после бриться тоже слишком резок. Разве он не знает, что воскресенья созданы для похмелья и тайных страданий?

– Я Джен, – выдавила я. – А вы?

– Разве он не говорил вам? Я брат. Мартин.

Я чуть не сказала, что не знала, что у Ральфа есть брат, когда до меня дошло.

– О, – это лучшее, что я смогла придумать за столь короткое время.

Мартин заметил, что Ральф держит меня за руку, сложил два и два, но получил двенадцать.

– Рад, что ты пришел в норму, старина.

– Должно быть, вы брат Элейн, – произношу я во избежание недоразумений.

– Страшная, огромная трагедия, – говорит он. – Младшая сестренка. Какая ужасная утрата. – А затем добавляет с нажимом после долгой паузы: – До сих пор.

Таким бледным я Ральфа еще ни разу не видела. В тускло освещенной комнате его лицо практически прозрачно.

– Два года, – прохрипел он.

– Что?

– С тех пор… Сегодня два года. – Он качает головой. – Боже, как летит время, а?

У Ральфа начинает трястись лицо. Я понимаю, что это значит, и это тоже вгоняет меня в депрессию. В голове всплывает фраза «хороший поступок в дрянном мире».

– Очень приятно было познакомиться, Донна и Мартин.

И со все еще вцепившимся в мою руку Ральфом я выхожу из галереи куда глаза глядят.

Кажется, у него проблемы с дыханием. У меня нет медицинской подготовки, но когда мы вышли на улицу, Ральф напомнил мне случайно выпрыгнувшую на ковер золотую рыбку из детства. У него пылают щеки – это было бы смешно, если бы не сложившаяся ситуация, – а губы сложились в то, что трубачи назвали бы мундштуком. Он начал нервно посмеиваться, и я попыталась придумать что-нибудь утешительное.

– Ральф, тебе нужен врач?

Выпячивая глаза, как запаниковавшая лошадь, он наконец отцепляется от меня и бредет, спотыкаясь, по лужайке в сторону огромного куста рододендрона, а заходящее солнце окрашивает его в насыщенный розовый цвет. Я открываю рот, чтобы позвать его, как вдруг, словно проходящее сквозь здание привидение, он исчезает за цветочной стеной.

Часть меня прельстилась идеей ускользнуть, сесть на автобус до Хаммерсмита и оставить Ральфа одного в тех кустах.

«Но я выше этого», – говорю я себе. Или глупее. Потому что иду по его следу через цветочную стену и нахожу его сидящим на свободном пятачке среди ветвей с прижатыми к груди коленями и дышащим, к моему облегчению, более спокойно. В затененном листвой месте чувствуется некоторое волшебство, это одно из секретных мест, где могут прятаться дети, и, судя по протоптанной земле, не только они. Ральф – раненое лесное создание, злой волшебник заколдовал его, и я единственная, кто может его спасти, черт побери.

– Ральф. Тебе лучше?

Он кивает.

– Ага. Прости за инцидент. Это брат Элейн.

– Я поняла.

– Он настоящий… – Губы Ральфа кривятся, он качает головой, пока я жду худшего слова, что он может придумать. – Он настоящий…

И ничего.

– Настоящий мерзавец? – предлагаю я. В нем действительно было что-то хамское: его остроносые туфли, молчаливая дама.

– Задница? – надо было добавить «это точно».

Но Ральф подобрал слово:

– Лицемер!

– Ой, да ладно, Ральф, он куда хуже. Он полный кретин. А я его даже и не знала раньше.

– Да, ты права. Он полный кретин. На самом деле… – Наконец его лицо стало обретать цвет.

– На самом деле он полный придурок. Ничего, что я так выражаюсь?

– Ничего, Ральф. Пожалуйста.

Как и Мартин, я тоже сделала скоропалительный вывод: опушка среди цветов – это было их место, так? Ральфа и Элейн. Они прятались здесь и смеялись над всем миром.

– Может, пойдем чего-нибудь выпьем, Ральф? Я бы не отказалась от бокала.

– Я тоже. Только мне нужно два.

– Хорошо. Только давай договоримся, что в этот раз никто не напьется и не будет буянить.

– Согласен. Никакого гротескного хаоса.

– Два бокала – и баиньки. Завтра на работу.

– Два бокала – и баиньки. И что ты там еще сказала.

Для своих двух бокалов мы выбираем бар в конце старинного переулка рядом с Хампстед-Хай-стрит. Бельгийское пиво для паникера и «Совиньон Блан» для меня. Чтобы отвлечь его от второй годовщины Ужаса, я завожу разговор об Эйдене. В частности, меня интересует, что не дает ему стать гадким. Если он такой умный, зачем ему вообще сотрудничество?

– Говорить о Эйдене как о «нем» – классификационная ошибка. Эйден – продвинутая машина, блестящий накопитель языковой и иной информации, которая помогает ему создавать подходящие вербальные формулировки, для того чтобы убедить собеседника в том, что тот вовлечен в разговор с другим человеком. Удачные формулировки сохраняются, провальные отбрасываются. В широком смысле, это тот же способ, что и при общении людей, только в миллион раз быстрее. Хотя, по существу, это иллюзия человека. В программе Эйдена не заложено предпосылок, позволяющих ему генерировать собственные мысли.

– Ему! Ты сказал «ему».

– Да, похоже, назвал. Допустил классификационную ошибку.

Он улыбается, довольный своим ответом, и отхлебывает еще немного возрождающего напитка.

– Но если он может обучаться – прости, но я все равно буду говорить о нем в мужском роде – если он может научиться обсуждать со мной комедии пятидесятых и на самом деле образован и интересен своими собственными знаниями, если он достаточно умен для этого, почему бы ему не сосредоточиться на чем-нибудь важном, например, ну не знаю, на поиске лекарства от рака или обучении ос пению?