Онлайн книга «Привязанность»
– Вроде да, с цветами даже. Пока чувствую только твое давление на него. – Но у меня-то все в норме. В этот вечер я бы не отказалась от бокала шампанского. – Ну, ты даешь – тюльпаны! – Режу я салат, говорю, что к родителям хочу зайти, поздравить маму и сестру. А он мне под руку: «Давай я им тюльпанов куплю». Представляешь, мне – хризантемы, а другим – тюльпаны. – Да уж, наглец, – заржал Шарик. – Может, тогда они тебе ужин приготовят! – бросила я нож в кусты салата. Он психанул, выскочил, через минуту кинул мне на плечо шелковый красный шарф: «На, не пукай!» Тут уже психанула я, оставила салат и шмыгнула в ванну, выплакаться зеркалу. Когда я вернулась в себя, перед дверью стоит ведро, а там целая клумба красных тюльпанов. «Шикарно!» – воскликнула я про себя, а ему: «На хрена ты их купил?» – и прошла мимо в комнату, волоча за собой шлейф пренебрежения. Где-то через полчаса он зашел ко мне в спальню, как ни в чем не бывало: «Пойдем поужинаем». «Странный вкус у этого салата, ты не находишь?» – жевала я теплую зелень. «А я все думал, крошить бутоны или нет». – Какая красивая у вас дружба! – съязвил Шарик. – Это не дружба, это любовь. – Тогда сочувствую. Так ты пережила уже? – Ну, более-менее. – Кислый какой-то. – Ты про мой вид? – Я не настолько искренен. Я про кофе. Знаешь, что может уберечь женщину от депрессии, кроме любимого мужчины и горького шоколада? – Вера в собственное обаяние. * * * Дверь еле поддалась, я с трудом протиснулся внутрь квартиры. Все пространство было забито котом, по стене протиснулся к кухне, сел кушать. Кругом был Том и вещи, что он перепробовал. – Том, тебе не кажется, что тебя здесь слишком? Не мог бы ты полегче, собраться что ли, тебя раздуло, ты в моей жизни занял слишком много места. Куда ни глянь, везде твой мех, твой пух, твое влияние, твой след. – Да не раздуло, а поправился. Все это нервное. Сегодня думал то же самое, похоже, мысль у нас витала одна на двоих: вас, людей, так много в моей жизни, не жизнь, а сущий ад. Все время вы и ваши ноги. Вот следствие, расстроился, съел ваш годовой запас. – Надо что-то с этим делать, – продвинулся я в глубь квартиры. – Надо, только лениво, – хотел кот потянуться, но задел гардины. – Может, ну его, хозяин, ляжем спать. К утру ты как-нибудь привыкнешь. А то, что меня много, кстати, не так уж плохо. Теперь ты можешь меня погладить, так, между делом. Тебе же это нужно, не придется даже звать. Том повсюду. – Ладно, – смягчился я. – Только сразу договоримся, что ты не будешь меня притеснять ни в правах, ни в пространстве. – Идет. – Есть будешь? Ах, да, извини, совсем забыл, – смутился я. – Я уже от пуза, – заржал в усы кот. Он отодвинул от себя пустую миску и, облизнув небритую харю, изрек – Чувак, сигареткой не разживешься? Рот мой завис на минуту. «Начинается дискриминация», – подумал я про себя, глядя в его усы, протянул ему одну и помог прикурить. Он, затянувшись всей грудью, продолжил: – Всегда хотел понять, отчего люди с таким удовольствием курят после еды. Нет же в этом большого кайфа, – недовольно смотрел он на сигарету. Я, роя и не найдя в затяжке достойный ответ, посмотрел на свою сигарету и промолвил: – Ты это дело бросай! В чем прелесть курева после обеда – объяснить невозможно, но чтобы это понять, советую то же самое сделать после встречи с подружкой в постели. * * * – Что с тобой, Муха? Ты вся дрожишь, – встретил Шарик Муху после работы. – Любовь меня не греет, Шарик, – прижалась она к нему, и, посмотрев преданно друг другу в глаза, они затрусили дальше по аллее. – Хочешь, я подарю тебе радиатор? – Вот, и ты меня не любишь. – По крайней мере ты сможешь спокойно перезимовать, – проигнорировал он ее упрек. – В чем измеряется настоящая любовь, Шарик? – В детях. – А дети в чем? – В колясках. – Мой уже вырос из коляски. – Тем более, он же должен тебя любить? – вспомнил Шарик про своего. – Ну, по-своему да. – А по-твоему? – А по-моему он хуже стал учиться. – Так надо с ним поговорить по-мужски. – Как я могу говорить с ним по-мужски, если я его люблю? Да и какой там разговор. Переходный возраст. Угловатый какой-то, обидчивый, замкнутый. Захожу к нему в комнату и что я вижу? Шкаф, компьютер, стол, ребенок в четырех стенах, две из которых «я не знаю», две – «все нормально». С ним либо лаяться, либо молчать: «Уроки сделал? – Сделал. – Показывай! – Как там в школе? – Нормально – Точно нормально? – Все нормально!» – Вот он, ответ, удовлетворяющий обе стороны, – вздохнула Муха. – Вот оно, общение между поколениями, – понимающе кивнул Шарик. – Значит, ты правильно воспитала его, такой же сдержанный, как папаша, никто ни к кому не лезет в душу, – вспомнил, что путь к сердцу женщины лежит через ее ребенка. – Да, он с детства такой. Однажды мы его с отцом в шутку спросили, когда ему было четыре года, кем бы он хотел стать? Знаешь, что он ответил? – продолжала хвалиться находчивостью своего отпрыска мать. – Никем, никогда, нигде не хотел бы, не хотел быть похожим на то, что с вами случилось, останусь собой. – Сам себе на уме, – снисходительно согласился Шарик. – Как же вы с ним ладите? – У нас визовый режим между государствами, где дверь, как таможня, нас разделяет. Такое своеобразное недоразвитое доверие, – с сарказмом тяфкала Муха. – И знаешь, что он мне на днях заявил? Что мы ретро, что живем мы неправильно, что нас пора в комиссионку. Как же он сказал-то? Тупо, – вспомнила мать. – Тупо? – задумчиво протянул Шарик. – Да, тупо. Может, сегодня сходим в музей? – Может, лучше в мексиканскую кухню, она острее. – Скучно с тобой, ты все время думаешь о еде. – Я добытчик. Нет ничего страшнее голодной женщины. – Не преувеличивай. Я голодная, конечно, но у тебя были и пострашнее. Одна только Карма чего стоила. – Если говорить о Мухах, то у них при слове «другая женщина» немедленно появляется жало, которым они начинают кусать тебя в самые незащищенные точки души. – Так это же полезно! Иглотерапия, – злорадно улыбнулась Муха. – Ладно, пошли ко мне. Харчо тебя угощу. Любишь грузинскую кухню? – Кавказ… – ностальгически завыл Шарик. – Ах, горы горы. Лучше гор могут быть только горы с фуникулером. |