
Онлайн книга «Иррационариум. Толкование нереальности»
![]() Машина вылетает за территорию. Ещё не поздно позвонить, перехватят. А он что-нибудь да придумает. Доктор на ватных ногах возвращается в ординаторскую и набирает ноль-два. – Алло, это… это скорая помощь? – Мужик, ты чё, нажрался, пальцем в нужную дырку не попадёшь? – донеслось из трубки. – Милиция это, а «скорая» – ноль-три. «Не могу», – доктору сделалось вдруг легко. Пусть будет так. А он тоже не пропадёт. «Москвичонок» припаркован за «пожарной калиткой», двоюродная тётя по матери в Донецке после двух замужеств – не вычислят. Сейчас домой, самое необходимое, сберкнижку, деньги, документы – и на вокзал. – И хрен меня достанешь! А девочка пусть живёт. Доктор показал неведомо кому выразительный русский жест. Красный москвич, натужно скрипя дворниками, пёр сквозь ливень к вокзалу. Доктор Дубровин улыбался. Он был счастлив. События в больнице никаким краем не задели Дмитрия. Никто больше его никуда не вызывал, никто не дёргал. Наслаждайся отпуском, опер! Не тут-то было. Смутное беспокойство поселилось в душе старлея. Он вроде бы бездельничал, ходил в киношку, даже купил фантастическую книгу, вспомнив наставление Симоненкова. Прельстился звучной фамилией де Спиллер, раз пять честно начинал читать и бросал – байда какая-то, звездолёты, бластеры-шмастеры, всё какое-то ненастоящее, деревянное не живое. И чутко отслеживал городские новости: покупал «вечёрку», стал захаживать на чай к Зинаиде Германовне. Пенсионерка охотно делилась свежими слухами. В городе и вправду продолжалось. Германовна поведала, что сняли Первого – якобы внеочередная сессия, за что, с какой формулировкой – покрыто мраком. Дмитрий ждал. Не может быть, чтобы его выкинули из игры: кто ещё устоит перед гипнозом близнецов, у него есть информация и чутьё на них. В почтовом ящике обнаружилось письмо с работы – официально уведомляли о присвоении очередного звания; выбросил в мусор. Следом уведомление из Комитета, за подписью Симоненкова: о награждении медалью «За отличную службу при охране общественного порядка»; отправил туда же. Неужели Симоненкову больше сказать нечего? А потом враз отпустило. Так отпустило, что Дмитрий на радостях напился и ещё два дня приходил в себя. На третий позвонил Савелий и полушёпотом давай сообщать, что, по слухам, Буров давеча улетел в Москву, да так и не вернулся, что-то, говорят, нехорошее вышло, и теперь на его место то ли «варяга» ждут, а может, и нашего до полкана повысят, ну и, сам понимаешь… Дмитрий повесил трубку. Близнецы в Москве, это ясно. Там их не достать. Быть посему. Вечером он наминал картошку с тушёнкой, когда в открытое окно влетел увесистый предмет и ударился об пол, чуть не огрев крутившегося вокруг этюдника Тимура. Дмитрий подорвался – выскочить в окно и надавать по шее, но кинул взгляд на предмет и передумал: что-то, завёрнутое в бумагу и обвязанное верёвкой. «Что-то» оказалось таки булыжником, а вот на внутренней стороне бумаги крупными буквами размашисто выведено: «Приходи, как стемнеет. Нужна помощь. о. Георгий». «о.», – а, отец Георгий! Апатию как рукой сняло. Она была словно из китайского фарфора. Худая, как спичка, бледная до прозрачности, но с невозможными серо-зелёными глазами… Дмитрию стало стыдно. Как же он прокололся, почему не «дожал» близнецов в больнице, почему не догадался, куда делось хвалёное чутьё? С другой стороны – вот они, невозможные глаза… Интересно, что с доктором Дубровиным? И почему всё-таки его, Дмитрия, проигнорировали. Обида и злость играли в капитане Белозёрове. – Вот так Господь управил, – закончил историю отец Георгий. И шумно глотнул из чашки. – Это ты её тогда не видел, сынок, – продолжил он. – Сейчас вычухалась маленько. – Евгения, – перебил его Дмитрий, – вы подтверждаете, что вас излечил, мнэ… близнец? – Я плохо помню события до этой минуты, – она говорила очень спокойно, с лёгкой иронией. – Знаете, когда вам ежедневно вкатывают два кубика аминазина и ещё кучу всякой дряни, поневоле перестаёшь соображать. Но – да, отец Георгий очень точен в описаниях. – А как же вас, за что? – О! А вы и не догадываетесь? – Одно дело догадываться, другое – знать. От моих догадок мало проку. Дмитрий с некоторым злорадством глянул на священника, мол, принимай обратно свою же подачу. Тот лишь усмехнулся в бороду. – Приехала из Подмосковья, поступила в Московский Горный, на четвёртом курсе образовалось что-то вроде кружка. Стругацких перепечатывали… Даниэля с Синявским, статьи Сахарова по теории конвергенции. – Чего? – Теории постепенного стирания различий между капитализмом и социализмом. – Экая антисоветчина. – Так мне и сказали в Конторе Глубокого Бурения. Товарищ майор. Или в тюрьму или… – Это понятно, в осведомители. – Вот именно. Пришлось отказаться и от того, и от другого. А он мне: тогда, гражданочка, есть третий путь… понимаете? – Да уж. Услуги интимного характера. – Я ведь красивая была… Исцарапала его холёную харю в кровь. – Всё, дальше понятно, – оборвал Дмитрий. – Не может советский человек в здравом уме и твёрдой памяти применить насилие к работнику органов. Только сумасшедший. Да, такого комитетчики не прощают. Девчонку закатали по полной. Если бы не доктор Дубровин, ещё год-два догнивала бы. И всё. – Димитрий, – прогудел отец Георгий. – Помочь девочке надо. – Кстати, сколько девочке лет? Извиняюсь, конечно… – Двадцать три, – тихо ответила Евгения. Господи… Дмитрия пробрал озноб. Это ж как надо над человеком издеваться. Ах, молодца девка, вон, глаза какие… какие глаза. – Нельзя ей больше у меня, опасно. Да и документы нужны. Паспорт бы новый. Чего-чего? – Граждане, вы понимаете, на что меня толкаете? – Конечно! – подтвердил отец Георгий. Ладно, антисоветчина… дело такое. Конвергенция какая-то. Но… Не любил Дмитрий связываться со всякими скользкими делами. Досада и злость вскипели с новой силой. – Не могу я противоправными вещами заниматься. – Боитесь, – с лёгким оттенком презрения сказала она. – Нет, доченька, – неожиданно возразил Георгий. – Не трус он. Под пули бандитские ходил – не боялся. Тут иное. Что ещё за иное? – А! – она улыбнулась. – Как я сразу не поняла. Вы – правильный мент. Я думала, это только в кино. Дмитрий помолчал. – Да. Я – правильный мент. – Господи, как же не хочется снова туда, – сказала она. |