Онлайн книга «Нездешние»
|
Но вот что ее все-таки тревожит – это что мистер Первый ни разу не упоминал о втором сегодняшнем визитере. Потому, припомнив вспышки выстрелов и упавшего на колени старика Парсона, Грэйси падает ничком и отползает в укрытие за длинным плоским камнем. Она плохо представляет, кто это приближается, но уверена, что шаги могут нести угрозу. И она совершенно ошарашена, увидев и узнав Велму Рэнси, второкурсницу с ее факультета. Грэйси понятия не имеет, что могло привести сюда девочку, тем более в таком странном наряде – пыльно-голубом костюме с белой панамой. К тому же в руках девочка, как священную реликвию, несет залитый кровью ящик для сигар. И рука у нее страшно поранена… Велма приближается к стене густого тумана в конце каньона, что-то щелкает как хлыст, и туман, заклубившись в одном месте, утекает, словно грязная вода в сток раковины, открывая… Там ничего нет. Ни Моны, ни человеческих фигур – ничего. Пустой тупик футов шестидесяти в ширину… и, на грани слышимости, тихий звук флейты. Пустота не смущает Велму, шагающую прямо вперед с окровавленным ящичком в вытянутых руках. Наконец в точке, ничем не примечательной для невооруженного глаза, девочка останавливается. Тишина. А потом каньон наполняется тихим низким гудением, таким глубоким, что ухо Грэйси с трудом улавливает звук: будто тысячи йогов тихо бормочут мантру «Ом», и гул нарастает, выравнивается, пока не начинает отдаваться вибрацией в тканях за глазами. Этот звук Грэйси знаком: такой издает мистер Первый, желая пообщаться. Сам гул не несет никакого смысла – просто возникает, может быть, случайно, когда заговаривает Первый. – Прекрати это, – не своим голосом произносит Велма: слова невнятны, неоформлены, будто речь глухой. – Раз я застрял в этом сосуде и говорю из него, ты должен так же. Басовое гудение чуть усиливается. У Грэйси на глазах выступают слезы. – Нет, – произносит Велма. – Не стану слушать. Говори как я. Так будет честно. Гул сходит на нет. Что-то невидимое сдвигается в каньоне, рассыпаются засыпавшие землю камешки, словно по ним переступили две невидимые великанские ноги. И голос. Как будто огромные валуны трутся друг о друга. ХМ-М. Грэйси потрясена. Она и не знала, что он может говорить, если захочет. – Не слишком приятно, – произносит Велма, – говорить таким способом. Снова сдвигается осыпь. У МЕНЯ МАЛО ОПЫТА В ЭТОМ ДЕЛЕ, задумчиво выговаривает мощный голос, НО ПОКА ЧТО Я НЕ НАХОЖУ В НЕМ НИЧЕГО УЖАСНОГО. – Где тебе, – огрызается Велма. – По-твоему, всегда «ничего ужасного». Тебе никогда не приходилось бороться. Молчание. – Ты меня знаешь? – спрашивает Велма. ЗНАЮ, отвечает голос, ЧТО ТЫ МНЕ СРОДНИ. – А мое имя? Молчание. – Не знаешь, – итожит Велма. – Тебе мало что неизвестно. Но, среди прочего, я… ТЫ, КОНЕЧНО, ЗНАЕШЬ МНОГОЕ НЕИЗВЕСТНОЕ МНЕ, выговаривает голос. – Перестань! – взвизгивает Велма. – Брось эту… РАССУДИТЕЛЬНОСТЬ? – Помолчи! Ты что, не понимаешь, как опозорился? ЧЕГО МНЕ СТЫДИТЬСЯ? – Того, что сегодня ты умрешь. И даже не узнаешь, как звали убившего тебя. Никто из них не узнал. Они даже не знали, что я рядом. ОНИ? – Да. Я убил Веринджера. И Мэйси. Нашел способ. – В голосе Велмы блаженное, злобное безумие. – Ради Матери. Она бы этого хотела. Был другой путь. Ты о нем не знал, не заметил. Не такое уж ты совершенство. Не понимаю, за что она тебя так любила. Голос вздыхает. БОЮСЬ, Я ДОЛЖЕН ТЕБЕ СКАЗАТЬ, ЧТО ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ, О ЧЕМ ГОВОРИШЬ. – Заткнись, – рычит Велма. – Ты всегда уводил ее от меня. Она всегда обо мне забывала! Стоило мне оказаться с ней, развлечь ее красотой, изяществом, чудесами, как появлялся ты и все портил! Ты никогда не давал ей полюбить меня. ИЗЯЩЕСТВОМ… повторяет голос. КАЖЕТСЯ, Я ТЕБЯ ВСПОМИНАЮ, МАЛЫШ… ЕЕ СЛУГА? – Я был не просто слугой, – визжит Велма. – Она меня любила! Любила бы сильнее, если бы не ты! А ты не заслужил ее любви! Ты даже не был… не был Первым. Ты это знаешь? Вовсе не тебя она создала первым. Был один и до тебя, неудачный. Больше и сильнее тебя. Знаешь? ДА, вздыхает голос. ЗНАЮ. Велма ошарашена. – Ты… знаешь? ДА, ДАВНО УЗНАЛ. И СМИРИЛСЯ С ЭТИМ. – Как… как ты мог? Знал, и тебе было все равно? – кричит Велма. У НИХ ЗДЕСЬ ЕСТЬ ХОРОШАЯ ПОГОВОРКА, объясняет голос. ЗВУЧИТ ТАК: ЧТО ЗНАЕШЬ, ТОГО НЕ ПОЧИТАЕШЬ. – При чем тут это? – Голос Велмы переходит в скрежет. ЭТО ЗНАЧИТ – КОГДА ТЫ ЧТО-ТО УЗНАЕШЬ – ВСЕ РАВНО ЧТО, ТЫ УЖЕ МЕНЬШЕ ЭТОГО ЖЕЛАЕШЬ. И ЕСЛИ ТЫ, БРАТ, ЖЕЛАЛ МАТЕРИНСКОЙ ЛЮБВИ, Я БЫ ПЕРЕДАЛ ЕЕ ТЕБЕ, ПОТОМУ ЧТО, ЧЕСТНО ГОВОРЯ, СЫТ ЕЮ ПО ГОРЛО. – Что? – едва не задыхается Велма. – Как ты… смеешь! Как ты смеешь… кощунствовать! Ты готов отказаться от блаженства?! – Велма плюется слюной, не находя слов. – Ты не заслуживаешь жизни! И я об этом позабочусь, я тебя убью. Он здесь, знаешь? Дикарь в Винке. Почему бы мне… я тебе просто покажу. Велма откидывает крышку ящичка и резко встряхивает его. Что-то маленькое, округлое, белое, взлетает в воздух посреди каньона. И застывает в воздухе, словно подхваченное невидимой ладонью. Замирает все. Велма, подавшись вперед, жадно ждет… чего-то. Но ничего не происходит. Круглая вещица – она похожа на череп – медленно поднимается, словно кто-то подносит ее к невидимым глазам. С ЭТИМИ ТОТЕМАМИ ОДНА БЕДА, произносит голос. ОНИ ОДНОРАЗОВЫЕ. – Что? – запинается Велма. КОГДА ИХ ИСПОЛЬЗОВАЛИ ПО НАЗНАЧЕНИЮ, ВСЕ РАВНО С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ – В ДАННОМ СЛУЧАЕ, КАК Я ПОНИМАЮ, ДЛЯ ВЫЗОВА ДИКАРЯ, – БОЛЬШЕ ОНИ НИ НА ЧТО НЕ ГОДНЫ. ВРОДЕ ОДНОРАЗОВОГО БИЛЕТА. ВПРОЧЕМ, ОТКУДА ТЕБЕ ЗНАТЬ О БИЛЕТАХ. – Нет, – твердит Велма, – нет. Не верю. Кто мог им воспользоваться до меня? ТА ДЕВУШКА, отвечает голос. КТО ЖЕ ЕЩЕ? – Так он… убил ее вместо тебя? – недоумевает Велма. О НЕТ. ЕЕ ОН ОСТАВИЛ В ЖИВЫХ. ОНА – ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ. Велма роняет ящичек. – Так не честно! Не честно! Почему все всегда выходит по-твоему? ПРОСТИ. Я НЕ ЗНАЛ, ЧТО ТЕБЯ ЭТО ТАК ОБИЖАЕТ. – Знал. Не ври, ты знал! Голос Велмы ломается от боли. Хуже нет, чем встретить понимание и сочувствие во враге. ТЫ ЗНАЕШЬ, НОСИТЕЛЯ ИЗ НЕЕ НЕ ВЫЙДЕТ. С ЕЕ ПОМОЩЬЮ МАТЕРИ НЕ ВЕРНУТЬ. – Это ты так думаешь, – с пугающим спокойствием отвечает Велма. Я ЭТО ЗНАЮ. |