
Онлайн книга «Нездешние»
Женщина в панаме отвечает ей безразличным взглядом и оборачивается к остальным. – Готово? – В общем, да, – отвечает ей мужчина, похожий на повзрослевшего Гарди. Он стоит перед блестящим предметом, который Моне так трудно было рассмотреть… но теперь зрение у нее прояснилось. Это те линзы. Кобурнские. Ей видны отражения в блестящей поверхности – почему-то они выглядят отчетливее и чище реальности. – Черт, – начинает Мона. – Что вы затеяли с… – Руке становится холодно. Слышно, как журчит жидкость – точь-в-точь кто-то писает в ведро. Она свешивает голову набок и видит, как по трубке от ее руки кровь сливается в стеклянный сосуд на добрый галлон. – Какого черта? – возмущается она. – Вы у меня кровь берете? Это еще зачем? Окружившие ее люди молчат и не шевелятся. Только таращатся на нее – бледные, бесстрастные. – Если собираетесь выкачать всю, так будьте добры, сперва пристрелите, – просит Мона. – Или хоть горло перережьте. Лучше уж так, чем вот это. – Думаю, ты напрасно тратишь на них слова, милочка. На твоем месте я бы помолчала, – слышится голос миссис Бенджамин. Повернувшись в другую сторону, Мона видит в углу окровавленную, оборванную старуху. Но миссис Бенджамин отводит взгляд, словно боится нового наказания. Мона оборачивается к женщине в панаме: – Это ты, сучка, заперла меня в багажнике? И в тебя я стреляла на дороге… спорить готова, за всей этой дурью – ты. Чего добиваешься-то? Какой во всем этом смысл? Женщина молча смотрит, как сливается в банку кровь Моны. Она льется и льется. Как много крови! Мона натягивает веревку, но слабость нарастает, и она не в состоянии противиться, когда двое мужчин придерживают ее за плечи. Приближается обморок. – Эй, вы, – бормочет она. – Сколько вы… сколько вам нужно? – Уверены, что это сработает? – спрашивает врач. – Вполне, – заверяет женщина в панаме. – Для них время строго линейно. Альтернатив они не видят. Тех линий, по которым могли бы пойти и идут события, удаляясь от них… – Мы тоже не видим, пока мы здесь, – напоминает женщина в фартуке. – Мы здесь ограничены. Зашорены. Слепы. – Мы – да, – кивает женщина в панаме и указывает на линзы: – Они – нет. – Почему? – Потому что их сделала Мать. Все они косятся друг на друга. Одна из женщин заламывает руки под фартуком. – Не лучше ли было спросить Первого? – сомневается она. – Он всегда лучше других разбирался в природе времени… и видел альтернативы куда яснее нас. – Нет, – огрызается женщина в панаме. – Его я вмешивать не желаю. Это не его дело. Мое! Моне трудно дышать. Все расплывается перед глазами, а кровь продолжает течь. – Господи, – шепчет она, – господи боже, перестаньте. Она кое-что помнит о кровопотере из курсов подготовки полицейского. Больше сорока процентов – четвертая степень. У нее это сколько? Литр? Или больше. И как выглядит литр крови? Это ужасно. Она уже чувствует, как вытекает из нее кровь, как топливо уходит из необходимых органов в потемневшую трубку и дальше, в стеклянную банку. В голове стучит пульс, хочется спать… Наконец врач заявляет: – По-моему, этого хватит. – Уверен? – спрашивает женщина в панаме. – Да. Я читал статистику по детям этого возраста – должно хватить для погружения. Штука в том, как бы извлечь прежде, чем утонет. – Это предоставь мне. – Точно? Как я понимаю, для твоих целей ребенок нужен определенно живым. – Предоставь это мне, я сказала. Двое мужчин переносят здоровенную банку с кровью на стальной столик рядом с линзами. «Если уронят, – думает Мона, – я обосрусь». Она бы и вслух это сказала, но руки, ноги, голова словно свинцовые. Сил нет шевельнуться. Даже дышать – тяжкий труд. – Если так не получится, всегда можно воссоздать беременность, – предлагает женщина в панаме. – Сомневаюсь, – отзывается врач. – Думаю, ребенок погибнет при переносе. В беременности задействованы многие… системы. – Он уклоняется от подробностей, словно только почитывал кое-что на эту тему. – Один умрет, а за ним, возможно, и другая. Женщина в панаме морщится: «Хватит глупостей». – Хорошо. Установив банку перед линзами, мужчины поспешно пятятся. Все, кроме, конечно, Моны и миссис Бенджамин, выстраиваются вокруг крови на серебристой столешнице. – Я и сейчас чувствую на них Мать, – тихо говорит кто-то. – В них. Вокруг них. – А я о чем? – Это женщина в панаме. – Она их для нас сделала. Она здесь. Она никогда нас не покидала. Она возвращается. – Надо сосредоточиться, – напоминает кто-то из мужчин. – Да, – соглашается женщина в панаме. Все круглыми глазами пялятся на линзы. Потом в комнате возникает тихий звук. Не визг и не гул, а вроде бы то и другое сразу, на таких странных частотах, что у Моны, хоть она и не в силах поднять головы, слезятся глаза. И, хотя никто не смотрит на нее, она уверена, что в глазах у них сумасшедшее мельтешение… Поверхность линз идет рябью, вроде бы прогибается. «Они поют им, – думает Мона. – Сезам, откройся». Гул усиливается. Банка с ее кровью словно растворяется – вот-вот замерцает, как тот крокетный шар на кинопленке. Только куда они ее отправят? «Или, – приходит ей в голову, – они хотят перенести что-то сюда?» Линзы всё рябят, потом становятся как бы прозрачными, и, кажется, Мона видит сочащийся сквозь их поверхность яркий чистый дневной свет. – Получается, – говорит один из мужчин. – Знаю, – раздраженно обрывает женщина в панаме. – Не разговаривай, сосредоточься. Мона пытается всмотреться, что там проступает в линзах, но тут что-то толкает ее в спину. – Вот за что держись, – шепчет голос миссис Бенджамин. Что-то протискивается под ягодицы Моны, что-то плоское, тонкое. Связанными руками она нащупывает холодный металл. Зеркала? Может, ручные зеркальца? Занятые линзами люди ничего не замечают. Моне видно, в чем причина: зеркала меняются, меняются, и вот в конце этой комнаты видна половина другой. Мона, едва дыша, щурится, пытаясь понять, что видит. Детская. Окно во всю стену, в него вливается яркий утренний свет. Стены желтенькие, занавески в оранжевый горошек, а под самым окном белая детская кроватка с подвешенным над ней мобилем. Разноцветные лошадки качаются на подвесках, игрушка выглядит на удивление старой в этой новехонькой детской. Мона уже видела этот мобиль. Наверняка видела. |