Онлайн книга «Нездешние»
|
– Невозможно. Мой ребенок погиб. Мы его похоронили. Хуже этого в моей проклятой жизни ничего не бывало, так что забыть я не могла. Так чей? – Твой! – повторяет женщина. Мона сильнее наступает на рану и угрожающе опускает шкатулку. – Твой, клянусь! – вскрикивает женщина. Мона приподнимает ногу. – Как это? Женщина сглатывает. Губы у нее обведены красным. – Время здесь… испорчено… – Господи, опять та же фигня! Наслушалась уже… – Время здесь сломано, – сердито повторяет женщина, – так что здесь можно увидеть альтернативы. – Альтернативы чему? – Всему! – выкрикивает женщина. Мона убирает ногу и спрашивает, поразмыслив: – Это как понимать, черт побери? Миссис Бенджамин откашливается. – Думаю, тут я могу помочь. Время не линейно, милочка, – ты и тебе подобные воспринимаете его как линейное, но на самом деле это не так. Оно ветвится, расходится в разные стороны. Одни веточки чахнут и отсыхают, другие растут дальше. И до них иногда можно добраться. – Да, – задыхаясь, выговаривает женщина. – Если разница… совсем мала, можно добраться до альтернативы. – Это вы там и проделали? Добрались до альтернативного… времени? Женщина кивает. – На нашей стороне с нами такого не бывало, потому что в своей стихии мы воспринимаем время не так, как вы, – поясняет миссис Бенджамин. – Но здесь… иначе. Мона замечает, что у нее дрожат руки. Она сгибает пальцы, стараясь унять дрожь. – Значит, мы видели альтернативное время? Другой ход вещей? – Да. – Женщина совсем побелела и задыхается. – И в чем разница между здесь и… тем, что я видела в линзах? – Нам нужна была часть Матери… готовая к сотрудничеству. – После этих слов женщина кашляет и, отвернув голову, выплевывает основательный сгусток крови. – Да ну? – Нужна была такая Ее часть, чтобы и отсюда, и с другой стороны. С нашей стороны. Чтобы послужить Ей якорем, притянуть Ее сюда. Я… рассчитывала на тебя. Потому и… вызвала тебя сюда. – Вот что ты хотела сотворить со мной на шоссе? Превратить меня в проводник… для нее? – Да, – дико шепчет женщина. – Но ты отвергла меня, отвергла Ее. Ты слишком стара, слишком… неподатлива. Пришлось искать другой способ. У тебя был ребенок, в этом времени он умер. Мона дрожит всем телом и понимает, что это не от потери крови. – И ты взяла и нашла другое время, – говорит она. – Нашла время, в котором… где моя дочка не умерла. Где она со мной, живая. – Да. «Она жива, – думает Мона. – Боже, она жива, она настоящая». Она вспоминает лицо Моны в линзах: недоверчивый всепоглощающий ужас при виде пустой детской кроватки… Женщина продолжает: – Нам нужна была твоя кровь, потому что… доступ к альтернативам непрост. Ребенок – часть тебя, твое продолжение. Нам нужен был… мост. – Как теперь для Матери? Теперь, когда вы заполучили малышку, она приведет сюда Мать? – Мать уже здесь! – рычит женщина. – Все уже готово. Брешь создана и расширяется. Тебе этому не помешать! Она идет! Мона оборачивается к миссис Бенджамин. – Такое возможно? – По-видимому, – серьезно отвечает миссис Бенджамин. – Не стану притворяться, что все поняла… но, похоже, так. Женщина дышит часто и неглубоко. – Я Ее увижу, – шепчет она. – Увижу Ее, и Она увидит меня, и мы снова будем счастливы… как будто прошлого… не было. Мона всматривается в умирающую. – Думаешь, ты так просто выскочишь и из этого тела? Лицо умирающей застывает, только взгляд дергается, обращаясь к Моне. – Если бы ты убивала только своих, мне было бы плевать, – говорит ей Мона. – До ваших семейных свар мне дела нет. Но ты втянула в это меня. Меня и… мою погибшую дочурку… Женщина пытается что-то выговорить. Кажется, «желание Матери…» – Плевать мне, чего хотела ваша Мать. Ты жалкая тварь. Все вы… такие жалкие твари. И она переворачивает коробочку. Бледный черепок выпадает из нее. Женщина в голубом круглыми глазами следит за его полетом. И когда череп касается ее груди… Все трое сознают присутствие в комнате четвертого, появившегося незаметно для всех, – как будто этот четвертый, оборванец в грязном голубом полотняном костюме, в деревянной маске кролика, был здесь с самого начала, а теперь кто-то словно включил свет у него за спиной, высветив его силуэт. Одна комната обращается в две. Прежде всего чуть заметно меняется освещение – приобретает желтоватый оттенок старого пергамента. И, если хорошенько присмотреться, Мона различила бы в тени старые выветренные стены и высокий сводчатый потолок… Одними губами женщина выговаривает: – Нет! Нет! А потом все темнеет на той стороне. Мона открывает глаза и видит. Крохотную бело-голубую фигурку на черной равнине. Жалкий отверженный бродяжка с шутовскими ужимками. Он корчится, прикрывает руками голову и скулит. Над ним жирная розовая луна. Но темное щупальце поднимается, заслоняя ее лик… Что-то встает над горизонтом. Мона различает длинный тонкий череп – череп как иголка – и пару длинных ушей. Оно огромно. Как небоскреб. Мили клочковатой темной шкуры. И глаза… такие огромные, желтые, и такие человеческие, и такие гневные. Бело-голубая фигурка машет руками. Слышен тоненький крик: – Нет! Нет! Мама, мама, пожалуйста!.. Безмерно огромное существо склоняет голову. Вращает желтыми глазами. Из темноты протягиваются руки – тонкие, когтистые. – Мама, – скулит маленькая фигурка. Руки сжимаются в кулаки, дрожащие от ярости. Огромная фигура делает рывок. Брызги крови, визг. Темная лужа на камнях. Кто-то скулит в темноте. и… Воздух вздрагивает от резкого вздоха. Они снова в комнатушке лаборатории. |