Онлайн книга «Нездешние»
|
(нет, нет) (Пожалуйста, не надо) (бесконечные каньоны) (сверкающие равнины) (И рядом с ней, раскачивается) (колонна, столб) (высокий, высокий, до бесконечности) (жесткий, в хитине, в каплях жидкости) (полый, хранящий мед) (бессчетные ячейки и полипы) (и в каждой ячейке) (крошечный черный глаз) (как грибы, думает она, большие влажные грибы) (корни как корни зуба) (червями пробираются к сердцу мира) (и там она видит) (массивный, широкий, плечи в мили шириной) (тысячи мощных конечностей) (вцепляются в землю) (крошечный уродливый череп) (сотни паучьих глазок) (как черные камешки, поблескивают) (она чувствует свою дрожь) (это уж слишком) (это уж) (слишком) Мона приходит в себя, вцепившись пальцами в ковер с такой силой, что безымянный, кажется, сломан. Лежит она ничком. Все мышцы в теле напряжены, готовы лопнуть. Она забыла, как дышать. Наконец, схватив воздух ртом, она обмякает. – Жива. – В голосе миссис Бенджамин слышно удивление. – А я что говорил? – отзывается Парсон. – Только цела ли? Мона еще немного лежит, моргая, пока тело ее вспоминает, как втягивать в себя воздух. Почувствовав, что по щекам течет, она понимает, что плачет. Какой-то рассудительный уголок ее отказавшего мозга начинает понимать, что информация, от чисел до ощущения и слов, – всего лишь способ установить перспективу: мы только потому отличаем зеленый, что для сравнения у нас есть синий, и три нам понятно потому, что мы сравниваем его с двумя и видим, что оно на один больше. Приближенные свойства, поведение, закономерности любых наблюдаемых явлений определяются только по схожести и несхожести с другими; мы что-то знаем только тогда, когда знаем то, что рядом с ним. А то, что на один страшный, бесконечный, зыбкий миг испытала Мона, ни с чем не сравнимо. Нечего поставить рядом. Все рамки, так тщательно и бессознательно создававшиеся в течение всей жизни, принимавшиеся ею за надежные и неоспоримые, как сама земля, оказались шаткими, хрупкими, как леденец, нестойкими перед ветром или морщинкой на ковре. Она силится устоять под грузом этого откровения. Это уж слишком. Ее разуму хочется поднять руки и сдаться. Но Мона не позволяет: восстает и говорит сквозь кашель: – Какого… хрена? – Очевидно, – говорит Парсон. Перекатившись на спину, она видит двоих, стоящих над ней: в темной комнате только смутные фигуры. Первым делом Мона отшатывается и шарит в поисках пистолета, но его нигде нет. Она отползает в угол, хватает лампу и замахивается. Она слишком потрясена, чтобы осознать, как смешно это выглядит. – Теперь понимаете? – спрашивает миссис Бенджамин. – Видите, что мы такое? – Что вы такое? – спрашивает Мона. – То… это… были вы? Они молчат, две бесформенные тени посреди темной комнаты. Понемногу возвращается тиканье ходиков. Двое чуть сдвигаются, и вечерний свет, просочившись в комнату, чуточку освещает их лица. Мона видит их глаза. В глазах, за глазами что-то корчится, извивается. – Да, – подтверждает миссис Бенджамин. – Мы нездешние, Мона Брайт, – говорит Парсон. – И мы не здесь – не целиком здесь, – добавляет миссис Бенджамин. – Только малая часть нас, – поясняет Парсон. – Как верхушка айсберга, высунувшаяся над поверхностью океана, а остальное внизу. – Скрыто. – Ты не способна этого постичь, вместить величину, ширину. Так же как вы – или хотя бы большая часть вашего рода – не способны нас увидеть. – Иисусе, – шепчет Мона. – Что… что вы такое? Чудовища? – Чудовища? – повторяет миссис Бенджамин. – Бывало, нас за них принимали. – А бывало, принимали за богов, – говорит Парсон. – В местах, что мы занимали. – В мирах, что мы завоевывали. – В иных местах. – Не здесь. – Наш род огромен, Мона Брайт, – говорит миссис Бенджамин. – А мы самые почтенные. Ты не вообразишь, что нам пришлось завоевать, чем управлять, там, в тех аспектах реальности, к которым вы и ваш род еще не прикоснулись. – Вообразите здание, высокое и узкое, многоэтажное, со множеством лестниц, – объясняет Парсон. – Много-много комнатушек, масса мест одно над другим. Где-то они перекрываются, но большей частью цельные, закрытые, герметичные. Прочные, неподатливые стены. Большинство людей в этом здании живут только на одном этаже, на одном уровне. В одной плоскости. Но вообразите, что кто-то способен жить в нескольких сразу, занимать много мест, много этажей, подниматься на всю высоту здания и пронизывать его целиком. Как морские животные движутся в море по вертикали и по горизонтали. – Панмерный, – вспоминает Мона. – Да, – говорит Парсон. – Мы – из места под вашим, – уточняет миссис Бенджамин. – За ним. – Рядом с ним. – Над ним, вокруг него. – Повсюду, – заключает миссис Бенджамин. – А сюда вас на кой черт принесло? – спрашивает Мона. Они молча переглядываются. Кажется, глаза движутся независимо от обмякших лиц. – Нас вынудили уйти, – говорит миссис Бенджамин. – Да. И прийти сюда, – добавляет Парсон. – Мы… эмигранты. – Можно сказать, беженцы. – А это место – наше пристанище. – В некоторой степени, – с неожиданной горечью уточняет Парсон. – Господи, – догадывается Мона. – Так когда вы рассказывали ту сказочку, это было о… та история о птицах на дереве? Парсон кивает. Мона хохочет как сумасшедшая. – Но вы ни хрена не похожи на птичек. То есть когда вы настоящие. Там… в том месте. – Она обрывает смех, вспомнив фразу из сказки Парсона. «Однажды вечером разразилась ужасная гроза». И все начинает обретать смысл. – И вы сюда не просто прилетели, да? – говорит она. – Не из зеркал выползли, не из лаборатории. Не выскочили откуда ни возьмись. |