Онлайн книга «Взгляд сквозь пальцы»
|
– Отпусти, слышишь, отпусти! – Пошла на хер. – Отпусти, что хочешь возьми, только отпусти! Карие глаза полны ужаса, рука вцепилась в здоровенный крест, утопающий в блестящих от люрекса оборках… ага, зрачок «поехал»… – Позолоти ручку, тогда отпущу! Снимай, снимай все, пошевеливайся! И с них тоже. Рая, всхлипывая без слез, стала вынимать из ушей тяжелые серьги. Когда все цыганское золото перекочевало в мою сумку, я стукнула цыганок еще по разу и сняла блок: – Пошли вон! Старшая пошевелилась первой, младшая за ней. А я обратилась к Рае: – Еще раз увижу, хуже будет. Попадетесь – пеняйте на себя. Так всем и передай. Все забудь, а это помни! Рая мелко кивала, как китайский болванчик. Челюсть у нее тряслась так, что стучали зубы. Остановка была совсем близко. Я села в автобус, идущий в противоположную часть города, и стала обдумывать случившееся. Это не оборотень отбил атаку опытных гипнотизеров-практиков. Это я применила оружие, которое давно пылилось в чулане. А сейчас оно само очутилось в руке. Неужели все, что нарабатывалось годами и никогда не применялось, пошло в ход именно сейчас? Почему? Ушла установка «не ввязывайся в драку, лучше уступи»? Кажется, лиса научила меня не бояться схватки, а все остальное – дело техники. – Спасибо, Хино-сан. Я почувствовала, что мне улыбнулись в ответ. Надо было решить, как поступить с добычей – цыганским золотом. Грубо сделанные украшения были ценны только весом. Сдать в ломбард? Нет, можно не сомневаться, что искать их будут именно там. Ну что ж, пока залягу на дно вместе с ними, а там будет видно. Я добралась домой кружным путем, спрятала трофеи в кладовке и едва успела поесть, как телефон разразился «Пассакальей» Баха. Это означало «прочие». – Слушаю! – Это Христо – помните, доску заказывали? – Помню, конечно. Здравствуйте. – Доска-то почти готова, еще разок полирнуть осталось. А где устанавливать будем? – На Каменном берегу, я покажу. – Сегодня сможете? – Могу. В пять часов, на пляже, где лестница из парка. – Идет. Он отключился, не попрощавшись. Ну и ладно, мастер не обязан быть образцом джентльмена. Лишь бы сделал все как следует. Деньги, заплаченные Колей, я давно вернула, и сейчас предстоял окончательный расчет. Настроение слегка испортилось, но расстраиваться было нечего. Я пообещала это сделать, и точка. В бухту у Каменного берега я добралась с хорошим запасом времени. С той ночи, когда кто-то приподнял занавес между прошлым и настоящим, вокруг ничего не изменилось. Развалины дота надежно хранили пистолет, которому, скорее всего, предстояло остаться здесь навсегда. С моря дул легкий ветерок, поверхность воды морщилась и вновь стеклянно блестела под высоко стоящим солнцем. День выдался по-осеннему прохладным, кругом было тихо, пусто и светло. Только шелестел прибой, да ветер перебирал кустарник на развалинах и у подножия скальной стены – выветренной, изъеденной сыростью и временем. Невозможно было представить, что здесь наяву происходило все увиденное мною в ту ночь. Но оно случилось, я помню это и не дам никому забыть. Я побрела вдоль скалы, приглядывая подходящее место. Камень был слоистым и растрескавшимся, в щелях угнездилась цепкая приморская трава, а кое-где и чахлые кустики. Заметней всего доска будет на уровне глаз стоящего человека среднего роста – то есть метра полтора от земли… а вот как раз и небольшой выступ-козырек, прикрыть доску от дождя и снега. И приметная трещина, похожая на букву «м». Сзади, со стороны моря, раздался резкий звук, похожий на козье блеянье. Я обернулась, но солнце слепило глаза, отражаясь от воды. Защищаясь от него, приставила ладонь козырьком ко лбу, увидела висящую в воздухе чайку – и его. Темный человеческий силуэт виднелся у кромки воды – кусок необъяснимо прозрачной тени в ясный осенний день. Я закрыла глаза, открыла их снова. Ничего не изменилось. – Не знаю. – Как – не знаешь? – Не знаю. Забыл. Все забыли, и я забыл. – Забыли кого – тебя? – Нас всех. И меня тоже. – Ты где? – Здесь. Давно. Не помню. – На берегу? – Нет. – В море? – Да. – Что ты делаешь? – Я здесь. Всегда. Охраняю. – Что, заждались? Христо выглядел точно так же, как в первую встречу, только шорты сменил на потрепанные брюки от «афганки». В руке у него был небольшой пакет с рекламой кока-колы. – Добрый день. Да нет, ходила, место выбирала. – Выбрали, так показывайте. – Вон там. Идя к скале вслед за Христо, шагающим вперевалку по камням, я воровато оглянулась. Призрака не было. Исчез, хотя я его не отпустила – но ведь и не звала! Как позвать того, кто забыл свое имя? Как он сказал: «Нас все забыли»? Неужели это тот, которого я пыталась вытащить из прибоя в ту ночь? Или кто-то другой из тех, кого никто не помнит… – Тут? Ну ладно. Христо извлек из пакета банку с остатками краски, кисточку и рулетку. Несколькими точными движениями наметил на скале четырехугольник, отошел к линии прибоя и, сощурившись, осмотрел результат своей работы. – А глаз у вас есть, – резюмировал он. – Место самое то. Ну все, дальше я сам. На той неделе позвоню, будете работу принимать. – А надпись можно дополнить? Христо неодобрительно прищурился. – Пока еще можно. Но места осталось чуть-чуть, на два слова. – Столько и надо. – Запишите на бумажке, чтобы потом вопросов не было. Я нашарила в сумке упаковку спазмалгона, вытряхнула содержимое и на внутренней стороне картонки вывела печатными буквами два слова. Христо взял глянцево-белую картонку и стал рассматривать, далеко отводя от глаз. – Очки забыл, – пояснил он. – Ладно, это еще воткну как-нибудь. Значит, все сделаю, установлю на место и позвоню. Дней через пять. – Платить сейчас? – По факту. И вот еще. Что вы передали с Колькой, я прочел. Одно непонятно, на черта оно вам? Шестьдесят лет прошло, все всё забыли! – Я не забыла. У бабки моей два брата погибли. Старший под Керчью без вести пропал – знаете же, что там было? – Рассказывали… Бескозырки плавали так, что воды было не видать. – Бабка и говорила: я-то их живыми помню, а умру – и все их забудут, как и не жили на свете. Жениться не успели, детей не оставили, так хоть ты их помни. Но я тоже не вечная. Писала в архивы: о старшем так ничего и не известно, младший под Варшавой в братской могиле лежит. Для своих ничего сделать не могу, а тем, кто здесь полег, могу хоть эту доску поставить. Может, и моим кто лишний раз цветов принесет. Этих всех тоже помнить некому. |