Онлайн книга «Взгляд сквозь пальцы»
|
– Здрасте, Ольга Андреевна, что-то давно вас не видно. – Здравствуйте, Зина. Я в отпуске. – Значит, ничего не знаете? Помер главный-то наш. Сейчас завполиклиникой за него, пока следствие кончится. – Какое следствие? – В гараже его нашли, сидел в машине с включенным мотором. Угорел. Сейчас докапываются, сам или нет. Про него разное говорили в свое время. – Я не слышала. – Да вы-то здесь недавно, а местные про него много чего знают… – Мне пора, дома есть нечего. До свиданья. «Меня убьют», – сказала оставленная на скамейке живая марионетка. Самоубийство или его имитация? Рассчитались деловые партнеры, или он их опередил? Да какая разница. Кончалась моя собственная жизнь, и никому до этого не было дела. Что за вывернутая наизнанку логика: пусть кто-то из любящих тебя обрадуется, что ты становишься оборотнем, – и сможешь остаться человеком. На этом свете любят меня только три человека: Генка и девчонки. Генка… далеко. А как дети могут порадоваться тому, что мать делается нелюдем? И кто вообще может в это поверить? Приданое для кошки я купила по дороге домой. Наверное, только окончательно став оборотнем, избавлюсь от участи верблюда – вечно ходить навьюченной. Отдышалась в лифте и затащила покупки в непривычно просторную прихожую. Квартира еще не пахла домом и, наверное, уже не успеет им стать – для меня. Перекусила, на скорую руку приготовила поесть девчонкам, сварила кастрюлю каши для Макса. У Дашки сегодня тренировка, значит, Катьку забирать мне. Вот и еще один день почти прошел, а их осталось так мало. Почему я никогда раньше об этом не задумывалась? Что подумает Генка, когда вернется? Куда я могла исчезнуть, бросив детей? Надо как-то объяснить свое исчезновение, чтобы он не тратил зря сил и нервов на поиски. А откладывать уже некуда. Я решила оставить письмо. В голове вертелись давно и не мной написанные слова: «Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня». Но Маргарита сама выбрала свою судьбу. Ну, а я просто оказалась в нужное время в нужном месте – со всеми вытекающими отсюда последствиями. И, просидев почти полчаса над чистым листом бумаги, смогла только написать, что потерянное удалось вернуть, но мне придется уехать: надолго, далеко – еще не знаю куда. Так будет лучше для всех. Сообщу, когда смогу. Что я его люблю, писать не стала. Он и так это знает. Потом положу письмо в ячейку к золоту. Прочтут – либо он, либо Дашка. Сколько еще нужно сделать! Поговорить наконец с Дашкой. Дать понять, какая роль ее ожидает. Не будет у нее беззаботной юности, нет, не будет… Оставить контакты Надежды и Татьяны, пусть обратится к ним, чтобы избавиться от последствий встречи с Антиноем. По-хорошему сделать это надо мне, но в Москву сейчас не поехать, а времени исчезающе мало – и даже сейчас пора бежать за Катькой. Я шла домой, держа Катьку за руку, слушала последние новости, поддакивала, но думала о своем, и она это сразу почувствовала. – Мам, ты что? – Да устала что-то, весь день как белка в колесе. – А почему в колесе? Я объяснила. – Ма-а-ам, вот здорово! Давай белку заведем! – Катерина! Ты уж определись, кошку, белку или еще кого-нибудь. Катька задумалась. – Кошку, наверное. С ней играть можно. И спать. Арминкина Муся с ней спит. А белка в клетке сидит… Но ее тоже можно, потом. А сначала кошку! Я промолчала. Не буду ее разочаровывать, пусть это сделает кто-нибудь другой – после, без меня. – Мам, я пойду погуляю? – Только во дворе. – Ладно, ладно! Она унеслась в глубину двора обживать новую территорию, знакомиться – жить. А я вошла в подъезд и вызвала лифт. Дома стало еще хуже. Тоска давила чугунной плитой, и я слонялась из комнаты в комнату, нигде не находя себе места. «Делай, ну, сделай же что-нибудь!» – кричал инстинкт самосохранения. Делать – что? Как заставить кого-то другого искренне, от всей души обрадоваться? Да еще тому, что может внушить только ужас? Я могу подчинить человека своей воле, убить его, сжечь, превратив в обугленный манекен, – но это не в моих силах. В дверь позвонили, и я отправилась открывать. – Мам, дай бадминтон, мы с Алиной поиграем! – Алина – это кто? – Она в соседнем подъезде живет, у нее хомяк есть и попугайчики! Давай скорей, а то я сама не достану! И воды попить! – Иди на кухню, пей, а ракетки сейчас дам. На меня навалилась слабость. Я пошла на кухню вслед за Катькой и неожиданно для самой себя сгребла ее в охапку. – Мам, ты чего? – Катюш, посиди со мной немного. Понимаешь, я скоро превращусь в лису… – пробормотала я дочери в макушку, пахнущую солнцем, детским шампунем и чем-то еще – счастьем, наверное. Катька вывернулась и уставилась на меня круглыми глазами. Что я наделала! Еще испугается… Меня оглушил восторженный визг. Катька запрыгала, хлопая в ладоши: – Вот здорово! Ты в садике будешь лису играть на Новый год! Ура-а-а! В голове раздался глухой низкий звук, словно лопнула толстая, туго натянутая струна. И почти заглушенный им тихий стон. Как, почему среди всего этого хаоса мой слух различил стук, словно кто-то уронил на пол горсть мелких камешков? Но я его услышала – и бросилась в комнату, где стояла моя кровать. На подоконнике вместо кораблика лежала кучка ракушек. Не веря глазам, я сгребла их на ладонь, зачем-то пересыпала из руки в руку, сжала их в кулаке, упала на кровать и разревелась в голос. В комнату одновременно вбежали Катька и Макс. Только он застыл на пороге, насторожив уши и принюхиваясь, а дочь кинулась ко мне. – Мам, что с тобой? Я еще ничего не успела ответить, как Макс бросился к нам с оглушительным лаем. Он рухнул на спину и стал валяться на полу, извиваясь в пароксизме собачьего счастья, повизгивая, предлагая почесать пузо, яростно виляя хвостом. Даже пустил маленькую струйку, чего с ним не случалось со щенячьих времен. Потом кинулся вылизывать мое мокрое, зареванное лицо, вновь упал на пол и прихватил зубами мою руку, требуя немедленного ответа на приступ восторженной любви… Я чесала безупречно породистые уши, пузо, рыжее пятно на груди – и чувствовала, что осталась жива. – Мам, ты что? Макс отпустил мою руку и умчался в коридор – так, что задние лапы занесло на повороте. – Катюш, все хорошо. Просто сон дурацкий приснился, целый день из головы не идет. Извини. Все уже прошло. – Правда? Ой, мам, смотри! На пороге с поводком в зубах возник Макс и уставился на меня – преданно и выжидающе. |