Книга Тень предков, страница 85 – Александр Казанков

– А бочонки-то пудовые?

Илайя опустил бровь, припоминая, о каких бочонках говорит брат, а когда вспомнил, его большие толстые щеки расплылись в разные стороны от улыбки.

– Молодец, братишка, в корень смотришь. Они самые, для серебра и золота самое то такой бочонок.

Святослав от удивления чуть вино не пролил. Это что же выходит, Илайя за одну поездку в Геную заработал… шесть бочонков по шестнадцать килограммов, в одной гриве двести четыре грамма… Четыреста семьдесят гривен за одну поездку? Боярин переяславский за год такой доход имеет.

– Силен ты, брат, четыреста семьдесят гривен за одну поездку! Оборотистостью ты в отца пошел, – льстиво воскликнул Святослав.

На этот раз пришел черед удивляться Илайе. Цифры-то большие, а ведь младший брат никогда в науках не преуспевал, ему все больше из лука стрелять да по степи скакать нравилось.

– Приятно мне слышать такие слова, а от своего брата особенно. Только как ты сосчитал, раньше и до десяти десятков счесть не мог?

Святослав отпил еще вина и поставил кубок на стол. Голова сразу наполнилась свинцом, а язык стал ватным и неподъемным. Крепкий напиток, не зря русы пить не давали. Мал еще.

– Так русы и научили. Был у них один монах сердобольный, вот и научил меня счету, – соврал Романов.

Хазарин явно не поверил, но вида не подал.

– Брат, я много чего не помню. Расскажи мне о моей матери, где она и где остальная родня?

Илайя грустно опустил глаза и плеснул себе еще вина.

– Умерла мать и уже давно, при родах сестренки.

– Так у нас есть сестра? – обрадовался Святослав.

Хазарин отрицательно покачал головой.

– Не-е, брат, дядя Олег да мы с тобой остались. Да еще по маме на севере родичи живут в Датском королевстве, но с теми я не знаком, только Скулди знаю. Сестра через пять зим после родов от лихоманки слегла. Отец другую жену так и не взял.

Святослав почувствовал, что вновь чуть не заплакал. Эти люди, о которых говорил старший брат, были ему очень близки.

– Почему дядю зовут Олег? Он же хазарин.

Илайя улыбнулся.

– А как ты думаешь, почему батю звали Игорем, а тебя Святославом? Вот потому и дядю Олегом. Бояре киевские у нас в родне, очень дружны мы с ними были. Вот и принято у нас в роду каждого второго варяжским именем называть.

– Ты же говорил, что больше нет родни. А что за род боярский тогда?

Илайя махнул рукой, мол, пустое, но ответил:

– Мирославичи они. Мирослав Вещий, основатель рода, со Святославом Великим князем Киевским на булгар ходил. Сам, говорят, из варягов, а правда это или нет, уж и не разберешь. Да и зачем? Поссорились мы с ними.

– Из-за чего? – удивился Святослав. В этом мире родня слово святое.

Илайя оторвал половину обжаренного в яблочках гуся и одним махом проглотил целое бедро, только косточку выплюнул. Теплый жир потек по подбородку и шее хазарина, капая на халат. Илайя запил гуся вином, закинул в рот яблочко в медовом соусе и ответил:

– Жадные шибко стали, я им говорю, давай смердов ваших продадим, а они мне кукиш. У них знаешь сколько смердов? Можно хорошую цену взять, все поляне да древляне, крепкие, таких на Востоке любят. Выгодное предложение было, а они оскорбились и словами погаными меня поносили. Родня называется.

«Ну, допустим, я вот их понимаю. Если бы мне предложили работорговлей заняться, да еще своими соплеменниками, я бы тоже послал», – подумал Святослав. Но вслух ничего говорить не стал.

Пока Святослав обдумывал слова брата, Илайя успел проглотить половину гуся и принялся за вторую. Хорошо кушает братик.

– Машег, а Аргуф где? Он же с тобой за рухлядью ездил, – как бы между делом спросил Илайя.

Машег и так сидел смурной, а от такого вопроса стал темнее тучи.

– Убили его половцы, что за Святославом гнались.

Илайя на секунду оторвался от жирного гуся и посмотрел на воина.

– Перед смертью ничего не говорил? Мне передать ничего не просил?

Машег встал из-за стола, поправил пояс.

– Нет, смерть его сразу настигла. Я пойду, господин, мне еще с делами разобраться нужно.

Илайя отправил в рот пару сушеных фиников и кивнул головой, мол, иди. А Машег повернулся к Святославу.

– Я живу в соседнем доме, господин. Если буду нужен, пошлите за мной.

Воин вышел из горницы, половицы жалобно заскрипели под верховыми сапогами.

– Машег тебе присягнул? – уловил интонацию в голосе воина Илайя.

Святослав отнекиваться не стал.

– Он сказал, ты покидаешь степь, а он и его люди не могут бросить родную землю. Я тоже остаюсь, – опередил вопрос Святослав.

Брат отложил в сторону гуся и обтер руки о полотенце.

– И почему же ты остаешься? – Приветливое лицо хазарина изменилось, брови сдвинулись, лоб наморщился. – Я в роду старший, прикажу, поедешь со мной.

Святослав кивнул, тоже обтер руки полотенцем.

– Не прикажешь, брат. Я тебе там ни к чему.

– Это почему? – удивился Илайя.

– Сам подумай. Если я с тобой поеду, тоже торговым делом займусь, а потом я вырасту, и будешь ты не самым старшим, а одним из. Придется тебе со мной властью и богатством делиться.

– А коли останешься, не придется?

– Властью точно не придется. Как ты нашим добром распоряжаешься, мне не интересно. Так, будешь мне высылать процент небольшой, по мере необходимости. Я много не потребую. Все добро в обороте останется, и не придется ничего делить. А там, может, дядя за кромку уйдет, и станешь ты настоящим басилевсом торговой империи. У дяди ведь, я так понимаю, никого нет?

Илайя задумался. Заманчивое, конечно, предложение. В таком случае младший братишка никогда не узнает, сколько зарабатывает их торговый дом и сколько ему полагается процентов. В его понимании пятьсот гривен уже большие деньги, раз сравнил с доходом переяславского боярина. А для меня это так, на один зубок. Я рабыню, дочку шейха хорезмского, дороже купил и не жалею. Горячая девка.

– Да, дядя один, не дал Бог ему детей. А ты куда пойдешь? Здесь оставаться нельзя, половцы совсем обнаглели, скоро сюда явятся. Прознали шакалы, чем наш род занимается.

– Неужели только узнали? Мы же давно со степью торгуем? – усмехнулся Святослав.

– Батя всегда степнякам Мирославовичем представлялся, и подрядчики наши тоже, а вот я как-то сболтнул.

«Когда отца нашего им сдал, вот тогда, наверное, и сболтнул», – про себя подумал Романов. А сам продолжил:

– Я на Русь пойду, боярину Путяте в дружину, и Машега с его родичами с собой возьму.