 
									Онлайн книга «Сквозь объектив»
| Я попыталась развернуться, чтобы увидеть, что на улице, но чуть не опрокинулась на пол вместе со стулом. Более решила не экспериментировать, довольствуясь видом на узкий коридор. И время пошло так медленно, что казалось, будто оно вообще остановилось. В последний раз я ела прошлым утром. Кажется, это были какие-то конфеты. Желудок сводило от голода, а в голове творилось черт знает что. Слишком много вопросов, на которые у меня пока не было ответов. То и дело я бросала взгляд на тени по углам — мое единственное подобие часов. Они сгущались и разрастались, но очень медленно, и когда мое отчаяние достигло пика, было, наверное, чуть больше полудня. — Эй! — крикнула я. — Кай… В ответ последовало молчание. — Ты меня слышишь? Кай! — более настойчиво повторила я. Я напряженно вглядывалась в узкий коридор, но вокруг стояла такая студеная тишина, какая бывает только в пустой квартире. Пульс участился, и я отчетливо слышала его биение в висках. До меня дошло, что я одна в чужой квартире, в чужом городе… И к тому же связана. И наконец меня пронзила самая страшная мысль за все время, что я находилась в плену. Что если… что если он больше никогда не придет? Что если… это способ развлечения? Похищать, связывать и бросать. От этого что-то во мне словно оборвалось и упало. Спина тут же взмокла. — Ублюдок! Ты ублюдок, Кай, слышишь? — истошно завопила я. Кому я кричала? Он меня не слышал, его вообще здесь не было. И я надрывалась в пустоту, проклиная его последними словами, а теплые слезы стремительно скатывались по подбородку. * * * Через час беспрерывного крика у меня сел голос и в горле появилась неприятная режущая сухость. Тогда я решила снова расслаблять узлы, двигая в них запястьями. Кожу обдирало, и от боли я закусила до крови губу. Но раз начала, надо закончить. Я не хотела тут умереть. * * * Еще часа через два веревки ослабли и упали, но самая горькая ирония заключалась в том, что я просто не могла пошевелиться. У меня свело ногу и что-то отдавало в шею. Вывернутая вчера рука тоже болела. Я лежала на полу и глядела на свои разодранные запястья, не в состоянии повести ни одной конечностью. Тени сгустились и потянулись к середине комнаты. Да, солнце уже садилось… Тогда я попробовала ползти вперед. До двери, и потом наружу… Я видела ее. Большая, металлическая… Она манила меня. Но когда я добралась до нее, то поняла, что она заперта. Это был замок, который можно открыть только ключом. А ключа не было. Ничего не было. * * * Я пробыла в забытьи почти до самой ночи, сама не заметив, как отключилась то ли от общей слабости, то ли потому, что это был мой защитный механизм — отрубиться… Мир виделся как через пленку, и мне хотелось только неподвижно лежать на полу и ждать… Правда, я так и не поняла чего — Кая или смерти. * * * Сухость в горле. Запекшаяся кровь на руках. В глазах будто кисель. Что-то громыхнуло рядом со мной. Дверь? Дверь. Шаги. Сладкая горечь. Это в воздухе… Шорох и стук в синеватой тьме. Белые носки чьих-то кедов перед глазами. Кто-то наклонился надо мной и бережно приподнял мою голову. Сквозь туман я видела размытое лицо ублюдка. Почему-то четкими были только его глаза, которые в полутьме отсвечивали светло-серой сталью. — Что с тобой, Марина? — равнодушно уронил он в пустоту, положив мою голову себе на колени. Я хотела его грязно обругать и дать по роже, но вместо этого только слабо дернула рукой, касаясь его плеча, и хрипло произнесла: — Больше никогда меня не бросай… Странные слова, чтобы говорить их своему похитителю. — Прости, — сказал он, поглаживая меня по волосам. — Но ты далеко забралась. Я не помню, чтобы тебя тут оставлял. — Я хочу домой. Пожалуйста. — Когда ты в последний раз ела? — проигнорировал он мои слова. — Позавчера утром. — Почему ты мне сразу не сказала? — А ты бы послушал? — с трудом произнесла я. — Не знаю, — задумчиво сказал он, медленно проводя рукой по моему лицу. Внутри взвивалась обида. Как он мог меня бросить, уйти вот так почти что на два дня?! В конце концов, что я ему вообще сделала, за что он меня мучит? Похищает и бросает без объяснений в полном одиночестве, не оставив еды, не потрудившись даже развязать меня. Я почувствовала, что снова плачу, теперь уже на руках у моего похитителя. Он некоторое время безмолвно взирал, как я содрогаюсь в рыданиях, а потом, наклонившись ко мне, прошептал: — Знаешь… не хотел бы я тебя так мучать. Но почему-то не получается иначе. — Ты уже это сделал! Ты… жестокий ублюдок! Ты меня бросил! Бросил! Бросил! Я в истерике кричала это свое «бросил!», а он меланхолично проводил по моей голове рукой и молчал. Не знаю, откуда у меня еще были силы плакать и ворочать распухшим языком… Моя истерика длилась минут десять, а он спокойно наблюдал за ней, легко касаясь меня ладонями. Мне хотелось, чтобы он снова привязал меня или, наоборот, утешил и пообещал, что никогда больше не оставит. Я хотела какого-то действия. Я искала стабильности. Страх, который я испытала при мысли, что могу быть оставленной навсегда в том беспомощном состоянии, стал самым сильным, какой мне довелось испытать в жизни. И я как никогда нуждалась в ком-то близком… Но рядом оказался только этот Кай, разжигающий своим непонятным поведением удушающую ярость и одновременно обиду. Поэтому все, что я могла делать, — это реветь. Пальцы клещами вцепились в его майку, чтобы он, не дай боже, опять не ушел. Я не могу быть одна. Не хочу. — Ты как ребенок, — с непонятным весельем сообщил он, наблюдая за моими жалкими действиями. — Ну, все, тихо, тихо… Т-ш-ш-ш… Не знаю, что произошло в этот миг. Его спокойствие, суховатая ласка длинных теплых пальцев и моя беспомощность начисто стерли наши роли палача и жертвы. В какой-то момент, глядя на него сквозь слезы, я почувствовала, что уже больше не боюсь этого странного, холодного молодого человека. Как будто меня переключили на новый режим восприятия. И я даже не понимала, на каком этапе это произошло, но… …он был рядом. Лучше чем совсем никого. Постепенно я успокаивалась и затихала. Кай молчал, проводя пальцами по моему лицу и шее. Мне уже стало все равно, что со мной будет. Никогда я не чувствовала себя такой вывернутой наизнанку эмоционально. Кем мы были теперь? | 
