Онлайн книга «Vita Nostra»
— А как, ты говорила, называется твоя специальность? — Валентин искоса взглянул на маму. — Преподаватель философии, — эту ложь Сашка придумала заранее. — И теории культуры. В колледжах. В средних специальных… заведениях. — Разве ты этого хотела? — А что? Нормальная специальность. А еще, может, меня оставят в аспирантуре, — Сашка старалась теперь говорить небрежно и вместе с тем уверенно. На кухне сделалось тихо. Так тихо, что сделался слышен шорох пузырьков, поднимающихся в бокалах с недопитым шампанским. — Понятно, — глухо сказала мама. — Спокойной ночи, я ложусь. Она встала и вышла из комнаты. Сашка сидела, глядя на недоеденный торт. * * * Она открыла глаза. Мама стояла в дверях ее комнаты неподвижно и молча. — Мама?! — Ш-ш-ш… Я тебя разбудила? — Нет, — сказала Сашка автоматически. — Что случилось? Мама сделала шаг. И еще один — короткий. Как будто не решалаясь подойти. — Ничего не случилось… Я вставала… Не хотела тебя будить. Спи. Она повернулась, чтобы уйти. Снова остановилась в дверях. — Мне тут приснилось… Помнишь, как мы катались на лодке? — На какой лодке? — Сашка приподнялась на локте. — На лодке по озеру… Не помнишь? Были такие весла, ярко-желтые, пластмассовые… — Нет. Который час? — Половина первого. Ты и не можешь помнить, тебе было года три… Все, все, спи, я ухожу. И она вышла, прикрыв дверь. Сашка перевернулась на спину. На лодке… Она прекрасно помнила себя в три года, помнила шкафчики в детском саду, помнила карусель в парке… Лодки не было. Наверное, маме в самом деле приснилось. * * * В половине третьего ночи, так и не уснув, Сашка на цыпочках прокралась на балкон. Пробралась между полотнищами подсыхающих покрывал и пеленок. Остановилась на свежем ветру. Перегнувшись через перила, наклонилась вниз. Ей осталось два дня дома, но мама еще об этом не знала. Сашке очень хотелось войти к ней в комнату, обнять маму и заплакать. Так захотелось, что она даже сделала шаг. А потом остановилась. Посмотрела вниз. Легко перемахнула через перила балкона и села, свесив ноги вниз. Розовый телефон остался в комнате, на ковре рядом с кроватью, и Сашка знала, что не спрыгнет, не полетит, не поднимется над городом… Хотя вечер теплый, от земли поднимаются восходящие потоки, и там, наверху, воздух куда чище и свежее, чем здесь, на балконе. Ей было жалко маму. По большому счету, плевать на Валентина, да и вряд ли он так уж расстроился Сашкиному решению… А маму было так жаль, что Сашка не могла дышать. Болели ребра. Она прикрыла глаза. Нет, не полетит, не соблазнится. Но разве ей запрещено отпустить в полет свою маленькую проекцию? Отражение Сашки Самохиной в зеркале августовской ночи? Она не успела решить, запретно ли ее действие. Все случилось само собой. Она сидела, вцепившись в перила балкона, и она поднималась все выше над ивами; улица тянулась желтой линейкой, фонари горели через один. Окнами распахивались рекламные щиты, ярко, даже резко, освещенные. Сашкина тень легла в дрейф, медленно выписывая в небе круг за кругом. «Я сижу на балконе и не летаю. Ничего не изъявляю и не читаю запретных книг. Не пробую лишних треков. Я ничего не нарушаю…» Внизу темным пятном лежал парк. От него поднимался запах травы и свежести — Сашка чуяла его раздувающимися ноздрями. Притормозила, желая подольше оставаться в этом потоке: вонь разогретого асфальта и застоявшихся выхлопных газов душила ее, привыкшую к чистому воздуху Торпы. Август. Море звезд. Тусклый, припорошенный пылью город внизу. Одна из многочисленных теней вечного Города, который умирает и возрождается каждую секунду. Сашкина тень кружила и кружила, а сама она сидела на балконе, будто загипнотизированная светом далеких огней. Она — Слово; она глагол в повелительном наклонении… еще нет… еще человек… но почему она тогда летает?! Улыбка маленького Валечки. Он тоже слово. Мама говорит ласково: «Солнышко»… А кто-то говорит: «Дурак, сволочь, бестолочь!» И будет так. А кто-то говорит — «Вставай! Уже полвосьмого!». А кто-то говорит: «Уйди». Бывают слова — полова, мусор, и они превращаются в ничто, едва прозвучав. Другие отбрасывают тени, уродливые и жалкие, а иногда прекрасные и могучие, способные спасти погибающего. Но только некоторые из этих слов становятся людьми и тоже говорят слова. И у каждого в мире есть шанс встретить того, кого он сам когда-то произнес вслух… Начинался рассвет. Сашка сидела на перилах балкона, как попугай на жердочке, и смотрела прямо перед собой неподвижными глазами. * * * — Когда ты думаешь быть в Торпе? — У меня завтра вечером поезд. Ответ вырвался с подозрительной легкостью. Кажется, Сашкина тень все еще парила над городом и парком, в то время как сама она сидела на кухне, намазывая маслом ломоть белого хлеба. — Как… завтра вечером?! У мамы было именно такое лицо, какое Сашка боялась увидеть вчера. — И ты заранее взяла билеты… на завтра?! Сашка втирала масло в гладкий пшеничный срез, выравнивала и снова втирала: — У меня дополнительные занятия, летом тоже. Даже на каникулах. — Ты врешь, — резко сказала мама. Сашка подняла удивленные глаза: — Не вру. Понимаю, это звучит странно. Но это правда. «Или часть правды», — добавила она про себя. Мама задумалась, будто что-то про себя просчитывая. — Когда поешь, сходи, пожалуйста, за молоком. — Ага, — Сашка, едва скрывая облегчение, вернула на блюдце измученный бутерброд. — Сейчас. * * * Когда она вернулась, брат уже не спал — лежал на спине, внимательно рассматривая карусельных лошадок, плывущих по воздуху над кроваткой. Мама уже убрала на кухне и теперь водила утюгом по гладильной доске. Над голубой детской рубашечкой поднимался пар. — Я поеду с тобой. — Что?! — Сашка чуть не выронила сумку с покупками. — Я поеду с тобой. Валя пару дней посидит с малым. — Сейчас… время отпусков, в институте никого нет. — А с кем ты собираешься дополнительно заниматься? — С преподавателем… Ма, погоди, ты будешь проверять, где я живу, с кем общаюсь, как себя веду?! |