Онлайн книга «Vita Nostra»
Стерх оглядел аудиторию, будто желая увидеть восторг на обращенных к нему лицах. Никто не улыбался; все смотрели напряженно и внимательно, как болельщики на штрафной удар в ворота любимой команды. — Вы не должны обращать внимания на резкие перемены вашего состояния, времени, пространства, внешних и внутренних условий. Это будет встряска, это и должна быть встряска, так себя и готовьте. Субъективное время экзамена может разниться от минуты до нескольких часов, иногда — больше. Не пугайтесь, если все случится быстро. Не бойтесь, если вам покажется, что экзамен затянулся. Помните: цель экзаменационной комиссии — помочь вам, а не завалить. Помните и другое: второй попытки не будет. Ветер бился в стекло. Шелестели снежинки. Быстро темнело; Стерх щелкнул выключателем. Осветилась небольшая пыльная аудитория и девятнадцать третьекурсников, молча глядевших на преподавателя. — Ну что же, — Стерх повел плечами, поудобнее пристраивая крылья за спиной. — Есть вопросы? * * * — Мамочка? Это я! Ты меня слышишь? Далекий-далекий голос. Будто сквозь метель; что-то шуршит и тонко подвывает в трубке. Будто из далекого космоса, как сквозь толщу воды, как сквозь вату. — Мама! У меня все в порядке! Как у вас? — По-разному, Саш, но ничего, потихоньку… Малой простудился. Опять больничный придется брать. Это потому, что я его не кормила грудью, и у него не сформировалась нормальная иммунная система… — Да брось, это предрассудки! При чем тут ты! Не беспокойся, он выздоровеет! — Конечно, — голос у мамы был напряженный и усталый. — Ма, я в этом году на зимние каникулы не приеду… Вот и все. Сказано. Вырвалось. Пауза. — Жалко. Очень жалко. Но что поделаешь… Телефонная линия фильтровала эмоции, как промокашка — крупинки чая. — Мама, ты не переживай. Все будет хорошо. Малой поправится. А я еще позвоню… — Хорошо, Саш. Звони. Позванивай. — Ага… До свидания! Трубка легла на «рогатые» рычаги. Сашка некоторое время стояла, глядя в стену. «Эмоциональная память», — так это называл Портнов. Месяц до экзамена. * * * С утра тридцатого декабря пьяные первокурсники водили хороводы на свежевыпавшем снегу и распевали «В лесу родилась елочка». К ним компаниями и поодиночке присоединялись истерически-веселые третьекурсники. Студенты второго курса бродили тихие и тощие, как тени. Разрисованная гуашью, оклеенная «дождиком» афиша звала на праздничный капустник. Актовый зал набился битком. Вика и Лена, когда-то жившие с Сашкой в одной комнате, пели частушки, иногда дурацкие, иногда пошлые, но все равно смешные. Сашка сидела в зале, в самой гуще хохочущей публики, и ближе к концу действа вдруг вспомнила Захара. Как два года назад он, тогда второкурсник, стоял на краю сцены в Портновских очках, нес отсебятину — смело и естественно, и у Сашки, которой всегда было немного стыдно за плохих артистов, не возникало чувства неловкости — только страх, вдруг Портнов сочтет слишком смелую пародию насмешкой… Через две недели Сашкин курс войдет вот в этот самый зал, чтобы никогда не возвращаться в прежнюю жизнь. Она ушла, не дожидаясь окончания концерта. Среди груды пальто и курток в гардеробе нашла свою — с уже оборванной вешалкой. Оделась и вышла, собираясь вернуться домой и лечь спать, но вечер над Торпой был ясный, тихий и не очень холодный. Сашке захотелось пройтись, и она двинулась по Сакко и Ванцетти прочь от центра, к окраине. В домах топились камины и печи. Над крышами поднимались дымы, белые в лунном свете, уходили вертикально вверх, обещая хорошую погоду. У Сашки зачесалась спина: ей представилось, как здорово было бы полетать в этом прозрачном мире между заснеженными крышами — и небом, в которое упираются серебряные дымные столбы. Мостовая чернела влажным булыжником. Проехала машина — Сашка посторонилась. На фасаде закрытого, темного кафе беззвучно мигала гирлянда, чередуя красно-желтые и сине-зеленые вспышки. А рядом стоял человек, такой неподвижный, что Сашка не сразу его заметила. И только когда он сказал: «Да, это я понимаю», — Сашка, вздрогнув, остановилась. Голос был знакомый. Костя стоял, привалившись плечом к розоватой кирпичной стене, прижав к уху мобильный телефон. Он смотрел на огни, не отрываясь, и не видел Сашку. — И это я понимаю. Да, ты прав, не имеет значения… А что, есть кто-то, кто этого не боится? Из людей, я имею в виду? Пауза. Сашка отступила, собираясь уйти. — Я понял. Да. Договорились. Хорошо. До свидания, папа. Сашка поскользнулась и села в сугроб, наметенный дворниками у кромки тротуара. Костя резко обернулся. — Извини, — сказала Сашка. — Я просто гуляла. Костя молча протянул руку, помогая ей подняться. — Ты знаешь, что я — местоимение? — Ты? Не знаю… Не знала. Мигала гирлянда. Костя спрятал телефон во внутренний карман куртки. — А ты глагол? — Да. — Я так и знал… Угадай, с кем я только что говорил. — Я же слышала, как ты с ним попрощался. — Ага. Ты была права: он по-своему хороший отец. Рациональный. Строгий… — Ты запомнил те мои дурацкие слова? — Ну почему же они дурацкие… Я однажды спросил у него: как он, который ни разу не человек, и даже близко не белковое существо… Как он умудрился сделать сына? Я подозревал, тут что-то не так, но знаешь, что он мне ответил? — Что? — «Неужели ты думаешь, что контролировать информационное пространство гипертекста легче, нежели произвести один эффективный сперматозоид?» Они повернулись спиной к мигающей гирлянде и пошли обратно по Сакко и Ванцетти, по направлению к гудящему, поющему, празднующему Новый год институту. — Что он сказал тебе? — рискнула спросить Сашка. — О чем вы говорили? Костя выдохнул длинное облако пара: — По-моему, он пытается меня подбодрить перед экзаменом. Но самое смешное, что у него это получается. — Да? — «Нет невозможного». Когда он это говорит, я ему верю… и тогда оказывается, что в смерти бабушки виноват я сам. — Костя, — тихо сказала Сашка. — Люди-то, в отличие от слов, умирают… — Я заметил, — отозвался он сухо. — Какого ты наклонения? — Повелительного. — Да ты что?! Костя на секунду остановился. — Выходит, не зря они так с тобой носились все это время, Портнов и Стерх. Глагол в повелительном наклонении… подумать только! А я — местоимение… заместитель. Мое место еще не выбрано… или, наоборот, выбрано заранее. Люди, в отличие от слов, умирают, но Фарит Коженников — не слово! Он правило, грамматическое правило… Когда он — его материальная оболочка — состарится и умрет, я буду он… |