Книга Кареглазая моя, страница 42 – Лиза Клейпас

– Мне так жаль.

– Теперь мне даже не насладиться рассматриванием его задницы во время занятий. – София воткнула телефон в зарядное устройство на стойке. – Как прошел обед?

– Великолепная еда.

– А Джо? Хорошо провела время? Он пытался тебя обаять?

– Было здорово, – ответила я. – Теперь вот хочу кое в чем сознаться.

Сестра выжидающе на меня посмотрела.

– И?

– После обеда мы отправились в магазин.

– Зачем?

– За домиком и собачьим ошейником.

Сестра удивленно подняла брови.

– Немного странно для первого свидания.

– Домик и ошейник предназначены для реально существующей собаки, – объяснила я.

Лицо Софии стало озадаченным.

– Чьей собаки?

– Нашей.

Сестра обошла диван и, опустив взгляд, скептически посмотрела на чихуахуа на моих коленях. Задрожав, Коко прижалась ко мне.

– Это Коко, – представила ее я.

– А где собака-то? Пока я вижу только крота с выпученными глазами. И даже отсюда чувствую ее запах.

– Не слушай ее, – успокоила я Коко. – Тебе просто нужен стилист получше.

– Однажды я уже спрашивала тебя, могу ли взять собаку, и ты ответила, что это ужасная идея!

– И была права. Идея ужасна, если говорить о собаке обычных размеров. Но эта… эта идеальна.

– Я ненавижу чихуахуа. У трех моих теток были такие. Им нужна специальная еда, специальные ошейники и даже специальные лестницы, чтобы забираться на диван. А еще они писают пятьсот раз в день. И если мы решили взять собаку, я хочу такую, которая будет со мной бегать.

– Ты же не занимаешься бегом.

– Потому что у меня нет собаки.

– Теперь есть.

– Но я не могу бегать с чихуахуа! Она окочурится, не пробежав и километра.

– Так же, как и ты. Видела я, как ты бегаешь.

София пришла в ярость.

– Сейчас же иду и тоже покупаю собаку. Настоящую собаку.

– Прекрасно, покупай. Приводи хоть с полдюжины.

– Может, и приведу. – Она нахмурилась. – Почему у нее так высовывается язык?

– У нее нет зубов.

В полной тишине мы сверлили взглядом друг друга.

– Она не может держать язык во рту, поэтому он постоянно сухой, – продолжила я. – Но женщина из зоомагазина предложила каждый вечер массировать его с капелькой органического кокосового масла, а еще орошать водой в течение дня… Что смешного?

К тому моменту София уже не просто давилась от смеха. Собственно, она едва могла говорить, поскольку одновременно фыркала и громко хохотала.

– У тебя такие высокие стандарты. Ты любишь прекрасные, сделанные со вкусом вещи. А эта собака столь безобразна и неопрятна и… Diosmío ^[13], она же просто рухлядь.

Усевшись рядом со мной, она протянула руку, давая Коко ее обнюхать. Чихуа с достоинством понюхала и позволила Софии себя погладить.

– Она не рухлядь, – возразила я. – Она jolielaide ^[14].

– И что это значит?

– Так называют женщину, которая красива не безусловно, а по-своему. Как Кейт Бланшетт или Мэрил Стрип.

– Это Джо тебя уговорил? Ты делаешь все это, чтобы он подумал, будто ты полна сострадания?

Я надменно посмотрела на сестру.

– Ты знаешь, я никогда не хотела, чтобы меня считали сострадательным человеком.

София обреченно покачала головой.

– Иди сюда, Мэрил Стрип, – позвала она Коко, пытаясь лестью выманить чихуа с моих колен. – Venaquí, niña ^[15].

Но Коко отпрянула, взволнованно задышав.

– Астматическое барахло, – резюмировала София, облокотившись на угол дивана.

– Завтра нас посетит моя мать, – добавила она через минуту.

– О Боже, что, пришло время? – скривилась я. – Уже?

Раз в каждые два-три месяца из Сан-Антонию приезжала мать Софии, Аламеда, и оставалась у нас на ночь. Каждый визит представлял собой многочасовой непрекращающийся допрос Софии о ее друзьях, ее здоровье, ее работе и сексуальной жизни. Аламеда так и не простила дочери, что та так далеко уехала от семьи и что разорвала отношения с молодым человеком по имени Луис Оризага.

Вся семья Софии пыталась надавить на нее, чтобы она вышла замуж за Луиса, у респектабельных родителей которого водились деньги. По словам сестры, Луис был властен, эгоистичен, да вдобавок ужасен в постели. Аламеда винила меня в том, что именно я помогла Софии бросить Луиса и начать новую жизнь в Хьюстоне. В результате в моем присутствии она с трудом сохраняла вежливость.

В свою очередь, ради Софии я старалась вести себя с ней любезно. С одной стороны, я чувствовала к ней симпатию; впрочем, как к любому человеку, которому причинил боль мой отец. Однако мне было тяжело смотреть на ее отношение к Софии. Поскольку Аламеда потеряла возможность срывать злость на экс-муже, она сделала козлом отпущения дочь. Я прекрасно представляла, каково Софии. После визитов матери сестра ходила подавленной день или даже два.

– Она остановится здесь? – спросила я.

– Нет, ей не нравится спать на раздвижном диване, потому что потом болит спина. Завтра днем она зарегистрируется в отеле и приедет сюда к пяти, на обед.

– Почему бы тебе не пригласить ее куда-нибудь?

Откинувшись на спинку дивана, София отрицательно покачала головой.

– Она хочет, чтобы я готовила. Тогда она сможет рассказать мне обо всем, что я делаю неправильно.

– Хочешь, я уйду, пока она будет здесь?

– Лучше останься. – София неуверенно улыбнулась: – Ты очень хорошо умеешь отражать некоторые стрелы.

– Для тебя все, что угодно, – ответила я, чувствуя прилив острой любви к сестре.

После очередной встречи с Уорнерами и активного обсуждения София представила две разные концепции свадебной церемонии Райана и Бетани. Первой стала традиционная, торжественная свадьба по всем канонам, впечатляющая и соответствующая статусу Уорнеров: после грандиозной церемонии в Мемориальной Методистской Церкви Изгнания вереница жемчужно-белых лимузинов доставит гостей в загородный клуб Ривер-Оукса, где в бальной зале начнется прием. Организованный богато, пышно, со вкусом. Словом, одно из тех мероприятий, которые обычно ожидают.