Онлайн книга «Билет в Зазеркалье»
И вдруг такое. — Потому что все умирают, мамочка. Все. И папа тоже умрет. Получается, если он умрет, то мы будем свободны и можем делать все, что захотим? Если Геннадий умрет… Инна никогда не задумывалась о подобной коллизии. Да и с чего Геннадию умирать — он на полгода был младше ее, что особенно в последние годы постоянно подчеркивал, делая из нее старуху, а из себя — эдакого резвого юнца. — Так ведь разве будет не хорошо, если папа умрет, мамочка? — продолжил сын, и в этот момент смартфон, который Инна захватила с собой и положила на прикроватную тумбочку, завибрировал. Как кстати! Так и не ответив на вопрос Женечки, на который у нее не было ответа, во всяком случае подходящего, Инна взглянула на дисплей, уверенная, что номер будет не определен. Что будет означать одно: ей опять звонит тот, чьими хозяевами являются братья Шуберт. Однако вместо этого высветилось: «Супруг». Именно так, а не «Геннадий» или «Геныч», муж фигурировал у нее в «Контактах». — Извини, золотце, но мне надо принять звонок. А ты лучше спи. Тебе свет потушить? Женечка, снова беря книгу в руки, заявил: — Нет, мамочка, я еще немного почитаю, потом в туалет схожу и лягу спать. А Олесю не буди, пусть тут спит. Она ведь за день намоталась. Телефон, зажатый в руке, продолжал вибрировать, а Инна все медлила. — А разговор мы с тобой продолжим позднее, золотце. Ты не думай, что я не хочу говорить с тобой на эту тему, но… Вот именно: но. — Хорошо, мамочка. Спокойной ночи! Женечка уткнулся в книгу, а Инна, разрываясь между тем, чтобы снова опуститься на кровать и продолжить диспут с собственным ребенком и ретироваться, но предварительно его поцеловав, вышла в итоге в коридор, так и не поцеловав сына («к чему эти телячьи нежности, мамочка!») и не завершив с ним беседу. Беседу, которую нельзя было завершить. Инна посмотрела на дисплей телефона, желая наконец принять звонок, однако сигнал больше не шел. Вздохнув, она осторожно притворила дверь в спальню сына, какое-то время наблюдала за ним, сосредоточенно читающим свою страшную сказку, в щелку, а потом проследовала в комнату для гостей, где расположилась Мила Иосифовна. Бухгалтерша, несмотря на шок, вызванный похищением, а скорее всего под влиянием большого количества блинчиков и оладушек, уже спала, распластавшись во всю свою стать на кровати и громко храпя. Улыбнувшись, Инна притворила дверь, на этот раз щелочки не оставив, и вернулась в гостиную. Тимофей, сосредоточенно просматривая бизнес-план, даже не встрепенулся, когда Инна опустилась около него. А ведь Женечка прав. Все умирают. И папа. И мама. И дети. Конечно, и она сама когда-то умрет, и если принимать в расчет существование подобных типов, как братья Шуберт, то это может произойти намного раньше, чем хотелось бы. И что она увидит от жизни? Инна пристально смотрела на Тимофея, отмечая, что тот, как и ее сын, читает, шевеля губами. Но, заметив присутствие Инны, он встрепенулся и произнес: — Что же, должен сказать, что план вашим супругом разработан весьма изящный. Я бы изменил кое-что, однако схема в целом заслуживает доверия, и я могу с чистой совестью рекомендовать вам, извини, тебе согласиться на… Но Инна решительно прервала его, накрыв рот поцелуем. Банковский аналитик сосед Тимофей не сопротивлялся. Когда они уже вовсю предавались ласкам на диване в гостиной, Инна вдруг замерла и, полуголая, соскользнула на пол. Тимофей, глядя на нее затуманенным взором, прошептал: — Что-то не так? Инна, собрав скинутую в порыве страсти одежду, поманила его за собой. Они на цыпочках проследовали в кабинет. Там, швырнув вещи в угол и заперев дверь изнутри на ключ, Инна произнесла: — Так-то лучше! Извини, не хотелось бы, чтобы сын или кто-то из наших дам появился в самый неподходящий момент и… На этот раз Тимофей решительным жестом притянул ее за шею к себе и накрыл ее рот поцелуем. Инна не могла сказать, как долго они любили друг друга. Да, именно любили — потому что это был не просто секс, сладостный и восхитительный, а нечто большее. Какая-то феерия чувств, симфония страсти. И теперь она прекрасно понимала, отчего ее ровесницы заводят себе молодых любовников — по сравнению с тем, что у нее было последний раз, два года назад, с Генычем, это было даже не небо и земля. А скорее рай и ад. Внезапно Инна ощутила, что по щекам у нее текут слезы — нет, она была не настолько сентиментальна, чтобы реветь из-за отличного секса. Хотя не исключено, и из-за этого тоже. Она не хотела плакать, но слезы текли, потому что все смешалось в доме Фарафоновых: и внезапное блаженство; и осознание того, чего она была лишена многие годы, не исключено, всю жизнь, причем отчасти и по собственной вине; и семейные проблемы с Генычем, его параллельная семья, его скотское отношение к сыну и его любовь к своим двум младшим дочуркам от второй Инны; и недавние, не по ее вине возникшие коллизии с братьями Шуберт, похищение Женечки, его возвращение… И даже то, что ей меньше чем через месяц должно стукнуть пятьдесят. Ну и, конечно же, восхитительный, неподражаемый, классный секс. Точнее, не секс, а момент любви. Ах, об этом она уже подумала… — Ты почему плачешь? — произнес, нежно трогая ее за шею, Тимофей. В его голосе звучала тревога. Он приподнялся на локте, демонстрируя свои превосходные, созданные в течение долгих занятий с личным тренером, мускулы. — Тебе что, было со мной так… плохо? Смеясь и все еще плача, Инна повернулась к нему лицом, поцеловала Тимофея в нос и заявила: — Плачу, глупыш, потому что мне так хорошо! Спасибо тебе, сосед Тимофей! Молодой человек расплылся в улыбке: — Тогда давай повторим? Но едва они приступили к повтору, около двери послышалось ворчание, урчание и скуление. Кто-то крайне активно царапал когтями дверь, желая обратить на себя внимание. — Долли! — подскочил на диване, демонстрируя свои исключительно спортивные формы, Тимофей. И виноватым тоном добавил: — Я о ней забыл, а она женщина капризная, ты уж извини… К тому же привыкшая, что вечером я с ней на прогулку выхожу. Инна, потянувшись, хрустя косточками (и подумав о том, что неплохо бы снова подыскать личного тренера — занятия фитнесом она забросила еще года два назад, вскоре после последнего секса с Генычем), добродушно произнесла: |