Книга Буря Жнеца. Том 2, страница 41 – Стивен Эриксон

Бугг, к сожалению, просмотрел сей грандиозный выход, потому что, не желая выпускать тоблакая из виду, пошел следом – к Подворью чемпионов, или как там обозвали это место безыскусные чиновники. Дойдя до последнего перекрестка, все вдруг почему-то остановились. Улицу переполняли люди.

Тощие, измазанные в дерьме, почти голые, все в язвах и оспинах, они запрудили улицу, как потерявшиеся дети. Глаза их щурились от яркого вечернего солнца. Сотни несчастных созданий.

Конвой тоблакая замер, упершись в этот внезапный барьер. Первый стражник отшатнулся, как будто не в силах вдыхать вонь, и начал о чем-то спорить с остальными. «Пленник» же просто рявкнул на толпу, чтобы она разошлась, и пошел дальше, расталкивая стоящих на пути.

Он прошел еще шагов двадцать и тоже остановился. Толпа вокруг едва доходила ему до плеч. Он окинул собравшихся яростным взором и прокричал на ломаном малазанском:

– Я знаю вас, бывшие рабы с острова Сепик! Слушайте меня!

Лица повернулись к нему. Толпа расступилась и выстроилась кругом.

Они слушают. Они очень хотят его послушать.

– Я, Карса Орлонг, отвечу за вас! Клянусь! Ваши родичи отвергли вас, изгнали. Им плевать, будете вы жить или умрете. На этой проклятой земле никому нет до вас дела. Я ничего не предлагаю, чтобы изменить вашу судьбу! Но я брошу все силы, чтобы отомстить за то, как с вами обошлись! Теперь идите своим путем, на вас нет цепей. Идите, чтобы никогда снова в них не оказаться!

С этими словами воин-тоблакай пошел дальше, к главным воротам подворья.

Не совсем то, что они надеялись услышать, пожалуй. Пока что. Со временем, наверное, они все это вспомнят.

А сейчас требуется нечто иное.

Стражники отступили в поисках другого пути.

Несколько горожан поступили так же. Никто не хотел видеть, что будет дальше.

Бугг протиснулся вперед. Зачерпнул силу, чувствуя, как она противится необычной цели. Проклятые поклонники – кто бы и где бы вы ни были. Здесь все будет по-моему! Сила, лишенная жалости, холодная, как море, темная, как океанская пучина. Все будет по-моему.

– Закройте глаза, – сказал он, обращаясь к толпе. Слова были не громче шепота, но все отчетливо и ясно слышали их у себя в голове. Закройте глаза.

Они послушались. Дети, женщины и мужчины зажмурились и замерли. Никто не дышал в напряжении, а может, от страха – впрочем, Бугг подозревал, что страха они уже не испытывают. Они стоят и ждут, что будет дальше.

Все будет по-моему.

– Слушайте меня. Далеко отсюда есть безопасное место. Я отправлю вас туда. Сейчас же. Вас там встретят друзья. Они дадут вам пищу, кров и одежду. Когда почувствуете, что земля под ногами шевелится, откройте глаза – и увидите свой новый дом.

Море не прощает. Его сила – голод и гнев. Море вечно воюет с берегом и с самим небом. Море ни по кому не плачет.

Буггу все равно.

Как вода в приливном бассейне под жарким солнцем, его кровь… нагрелась. Самая маленькая лужица есть отражение океана, десятков океанов – и их сила может быть заключена в одной-единственной капле. В этом суть Денет Рузена, суть Руза – Пути, в котором зародилась жизнь. И эта предтеча жизни даст мне то, что нужно.

Сострадание.

Тепло.

Сила пришла мощным потоком. Жестоким, но истинным. Вода так давно знала жизнь, что и не помнила себя чистой. Сила и дар слились воедино и подчинились своему богу.

И он отправил всех прочь.

Бугг открыл глаза. Улица опустела.

Вернувшись к себе в комнату, Карса Орлонг снял заплечные ножны и, держа в руках перевязь с оружием, посмотрел на длинный стол, на котором слабо мерцал масляный светильник. Постояв немного, Карса положил все на стол. И снова замер.

Слишком много нужно обдумать; мысли выплескиваются, как вода из случайно найденного родника. Рабы. Изгнанные, потому что в их жизни не было смысла. Что эдур, что летерийцы – все бессердечные и при этом трусы. Безразличие дорого им стоит, но они предпочитают отвернуться. А если им кто-то не нравится, то его просто выгоняют.

И при этом они считают Карсу варваром.

Впрочем, такое различение его более чем устраивает.

И в полном соответствии со своим «варварским» ви́дением того, что правильно, а что нет, на поединке с императором Руладом он будет держать в голове этот образ: изможденные лица, слезящиеся глаза, блестящие так ярко, что будто обжигают. И не только на поединке, но и в схватке с любым летерийцем или эдур, которые рискнуть встать у него на пути.

Так он поклялся и так будет.

Эта ледяная мысль заставила Карсу замереть еще на десяток ударов сердца, а потом в памяти всплыл другой образ. Икарий, прозванный также Отнимающим жизни.

Еще немного, и Карса свернул бы яггу шею.

А потом он заглянул в его пепельное лицо… и узрел в нем что-то знакомое.

Он поддастся Карсе. Так он пообещал, и Карса знал, что своего слова ягг не нарушит.

В Икарии, несомненно, текла кровь ягга – а значит, либо отец, либо мать его была яггутом. Впрочем, Карса в этом понимал мало, да и неважно.

А вот второй родитель – наоборот. Либо мать, либо отец. Того взгляда в лицо Икарию было достаточно, чтобы узнать эту кровь. Она шептала, как отзвук его собственной.

Тоблакай.

Канцлер Трибан Гнол с несвойственной осторожностью опустился в роскошное кресло. Перед ним стоял запыленный, весь в крови и поте солдат-летери, а по правую руку от него – Сиррин Канар, который вернулся из подземелий как раз одновременно с прибытием вестового.

Трибан Гнол отвел взгляд от измотанного солдата. Нужно вызвать рабов-полотеров, вытереть место, где он стоит. И заново окурить кабинет сосновым маслом. Опустив глаза на лакированную шкатулку, которая стояла на столе, канцлер спросил:

– Сколько еще с тобой, капрал?

– Еще трое. И один эдур.

Трибан Гнол вскинул голову.

– Где он?

– Умер, не дойдя три шага до парадного входа в Вечный Дом, господин.

– Умер? В самом деле?

– Он был тяжело ранен, господин. Я решил не подпускать к нему лекарей. Помогал ему идти, а сам несколько раз провернул стрелу у него в спине и вогнал поглубже. От боли он потерял сознание, я опустил его на землю и пережал большую артерию на шее. Тридцать ударов сердца или чуть больше – никакому эдур такого не пережить.

– И ты все еще ходишь в капралах? Непорядок. Сиррин, когда закончим, внеси имя этого человека в список на повышение.

– Слушаюсь, канцлер.

– Таким образом, – продолжил Трибан Гнол, – поскольку среди оставшихся ты старше других по званию, докладывать отправили тебя.