
Онлайн книга «Элмет»
Во время транспортировки его глаза были закрыты. Но теперь он медленно их открыл и уставился прямо на меня, а потом на Кэти, которая, в свою очередь, не сводила глаз с него. Тем временем доставившие его люди тщательно проверяли, не ослабли ли путы. Прочие молча таращились на его руки, на его ноги и на него в целом или же переглядывались между собой. Никто, кроме меня и моей сестры, не смотрел Папе в глаза, поразительно светлые и яркие, как две звезды на кроваво-красном небосводе. Он застонал. При каждом вздохе в его легких бурлила жидкость. Первым заговорил Прайс: — Сегодня черный день, Джон. Черный день. И поверь, все это не доставляет мне никакого удовольствия. — Он говорил тихо. — Но ты знаешь, что мне нужна справедливость. Правосудие на наш лад. Сделай признание, и мы покончим с этим быстро. Относительно быстро. Папа ничего не ответил. Неизвестно, мог ли он говорить вообще. Взгляд его перемещался с Прайса на меня, потом на мою сестру, потом опять на Прайса. — Как видишь, я доставил сюда твоих детей. Им придется очень несладко, и ты все это увидишь, — сказал Прайс. Папа по-прежнему молчал. Прайс кивнул здоровяку, удерживавшему Кэти. Та пыталась сопротивляться, но он быстро свалил ее на пол, придавил коленом, достал нож и начал срезать с нее одежду. Материя пронзительно трещала, когда он рвал ее по надрезам. У него не было цели поранить Кэти, но, поскольку она не переставала бороться, лезвие раз за разом вместе с одеждой задевало и кожу. Теперь Кэти тоже была окровавлена. При всем том она не кричала. Рот ее оставался плотно закрытым. А глаза были широко распахнуты. Нагое тело — это всего лишь нагое тело. Стыд заключен в его созерцании. А поскольку я не испытывал стыда, глядя на нее, она могла без стыда быть нагой при мне, и попытка унизить ее таким образом теряла смысл. Что ей было до того, как смотрят на нее чужаки, все эти ничего не значащие мужчины? Одежда была разрезана и сорвана, и тело полностью обнажилось. Я смотрел на нее, вкладывая в этот взгляд всю энергию, какую мог в себе найти. Встретившись с ней глазами, я изо всех сил старался передать ей… Передать что? Скажем, послание. Что она не одинока. Что все эти вещи плохи лишь настолько, насколько мы сами считаем их таковыми, и что ей надо лишь правильно настроить свое воображение. Но по ее глазам я понял, что она и без моей поддержки уже перенеслась в иные места. Не суть важно, в какие именно. На нее словно бы опустился тонкий, но прочный покров благостного безучастия. Это делало ее неуязвимой. Так она стояла обнаженной перед всеми. Здоровяк по-прежнему крепко держал ее своими лапами, но сам он был еле видим, затмеваемый ее сиянием. Порезы на почти прозрачной коже не казались чем-то существенным. Папа закашлял. Кровавый ручеек стекал изо рта на густую черную бороду. «Долго придется ее отмывать», — сказал я себе и представил, сколько возни будет у нас с Кэти, когда все это закончится и мы займемся мытьем спутанной папиной бороды и его свалявшихся грязных волос. — Прошу, прекрати, — прошептал Папа, обращаясь к Прайсу. Прайс впился в него взглядом. — Признавайся, — сказал он. Папа открыл рот, собираясь что-то добавить. Дыхание изо рта еще вылетало, но оно было слишком слабым, чтобы напрячь голосовые связки. Он вдохнул, попытался снова, но воздух увяз в его булькающих легких. — Мистер Прайс, — сказала Кэти. Ее голос был непривычно мягким, но в то же время отчетливым и выверенным, как взмах топора при колке дров. — Это я убила вашего сына, мистер Прайс. Много глаз в этой комнате смотрели на нее минутой ранее. Многие продолжали смотреть и сейчас. Но характер этих взглядов изменился настолько, что их нельзя было даже сравнивать с предыдущими. Прайс повернулся к ней. — Я убила вашего сына, мистер Прайс, — повторила она. Он улыбнулся. Другие последовали его примеру. — Ты хочешь сказать, что тоже причастна к этому? Заманила его в укромное место, где твой отец мог без помех его убить и ограбить, да? Кэти качнула головой. — Нет, — сказала она, — я сделала это сама. Папы там не было. Он об этом ничего не знал. Я была одна. Я схватила его за горло и начала душить. Я душила и душила, он трепыхался подо мной, а я все душила, и он ничего не мог сделать. Я не разжимала руки, и он постепенно слабел, его лицо синело, а потом он перестал дышать, однако я — на всякий случай — еще долго продолжала душить, пока не онемели пальцы. Только тогда я его отпустила. И я не брала его вещи, кстати говоря. Прайс был потрясен. У него даже челюсть отвисла от изумления, хотя он ей и не поверил. — Прекрати! — сказал он. — Как ты смеешь! Как ты смеешь лгать мне, маленькая сучка! Как ты смеешь! — Я не лгу. Зачем мне лгать? Зачем мне лгать сейчас, когда мы все трое у вас в плену? Зачем мне лгать, если я знаю, что вы наверняка прикончите того, кто виновен в смерти вашего сына? И все же я повторяю: это я его убила. Я задушила его вот этими маленькими руками. И ничуть о том не жалею. Я могла бы сделать это снова. Том Прайс, старший из двух братьев, до той поры стоял, прислонившись к стене. Теперь он шагнул вперед: — Но как тебе это удалось? Тебе, соплячке? — Она этого не делала, — прервал его мистер Прайс. — Конечно же не делала. Она нас дурачит. Вся их семейка такая. — Я убила Чарли Прайса! — крикнула Кэти. — Я убила Чарли Прайса! На сей раз вперед выступил сам отец Чарли Прайса. Он высоко и далеко, аж за левое ухо, занес правую руку и с этого замаха влепил моей сестре смачную, громкую пощечину. Голая девчонка зажмурилась лишь в самый момент удара и тут же вновь открыла глаза как ни в чем не бывало: мотнула головой, сморгнула, только и всего. — Я убила Чарли Прайса, — повторила Кэти. — Уберите ее отсюда, — сказал Прайс, обращаясь ко всей комнате, ко всем мужчинам, которые только что услышали признание моей сестры и наверняка пришли к собственным заключениям насчет ее правдивости. После секундной паузы один из них отделился от общей массы. Он вытянул руку в перчатке и погладил шею Кэти. — Я ее угомоню, — произнес он тусклым, невыразительным голосом. — Вот и славно, — сказал Прайс. — Уведи ее в соседнюю комнату и там делай с ней что хочешь. Именно так: делай все, что хочешь. Попользуйся ею в свое удовольствие. Человек в перчатках забрал Кэти из лап здоровяка и закинул ее себе на плечо. Кэти не сопротивлялась. Он вынес ее из кухни в коридор, а оттуда прошел в спальню. Я угадывал его перемещения по звуку шагов. Я слышал, как открылась и потом закрылась дверь спальни. В следующие несколько минут я напрягал слух, но никакого шума с той стороны не доносилось. Между тем чья-то рука взяла меня за подбородок и потянула вверх. Это был Прайс. Хватка на моих локтях ослабла, и я смог распрямиться. |