Книга Элмет, страница 54 – Фиона Мозли

Я все еще чувствовал запах пожара, хотя был уже далеко от него. На стенках горла осела смолистая гарь от сожженных стропил, перекрытий и ясеневых половиц. И вся эта картина — языки пламени, закручиваясь и раздваиваясь, лижут знакомые фигуры — также засела в голове, глубоко в сознании. Как и звуки, это сопровождавшие: шипение, треск и грохот, когда проседали и рушились балки. Мой череп буквально раскалывался от этих воспоминаний.

Дым над водой оказался не настоящим дымом, а утренним туманом, который парил над теплой поверхностью пруда. От этого пруда до нашей рощи было миль пять, а то и меньше, если считать по прямой через поля, живые изгороди и канавы. Вероятно, именно этим путем я сюда и прибыл. Я двигался прямо, как поезд по рельсам. Я не отклонялся ни в какую сторону, хотя ровным это движение, конечно же, назвать было нельзя: мне приходилось перепрыгивать препятствия, брести по заболоченным участкам, где каждую осень скапливалась зловонная, перегнивающая органика. Возможно, темнота усугублялась дымкой, а может, это затуманилось мое сознание, сводя реальные плотные объекты к неясным контурам, но все казалось мне незнакомым, хотя по этим тропам я гулял неоднократно. Правда, ночью местность выглядит иначе, и каждый человек воспринимает окружающий мир на свой лад, а я в ту ночь стал другим человеком и потому шел по этой земле и видел все вокруг по-новому.

Должно быть, я снова заснул: мои глаза были закрыты. И за время сна я нисколько не изменил позу — даже полностью взошедшее солнце не смогло меня пробудить. Я спал до тех пор, пока мои щеки не увлажнило нечто помимо воды из пруда. Нечто мокрое и шершавое скользнуло по лбу, коснулось век. К остаточным запахам пожара добавился новый. Запах мускуса. И губы. Это были губы. Шершавые, мясистые, довольно жесткие, но при этом не грубые и по-своему даже ласковые. Когда эти губы начали мусолить мои волосы, я почувствовал также прикосновение зубов. А чуть погодя язык — длинный и липкий — прошелся по моей шее и обхватил нижнюю челюсть.

Я открыл глаза. И увидел лошадиную морду. Два больших — размером с бильярдные шары — карих глаза вращались в орбитах, осматривая то мое лицо, то мир вокруг, то вновь мое лицо. Лошадь фыркнула и встряхнула темной челкой. Солнце еще не очень высоко поднялось над горизонтом, и гнедая лошадиная голова покачивалась на его фоне, время от времени становясь черным силуэтом в сияющем ореоле, — последний сменял обычную шелковистую гриву.

— Кто ты?

Этот вопрос был обращен к лошади. В моем полудремотном состоянии он вовсе не казался праздным.

Лошадь продолжила ворошить мои волосы. А сверху прозвучал голос наездницы:

— Это Вивьен, Дэниел. Это я, Вивьен.

Если бы чувство облегчения было хоть как-то совместимо с предельным ужасом, что заполняет тебя целиком и не находит выхода, как в запечатанном сосуде, то я наверняка испытал бы облегчение. Но в тот момент появление дружески настроенного человека почему-то лишь спровоцировало новый всплеск паники. Спешиваться Вивьен, похоже, не собиралась.

— Был пожар, — сказала она.

— Да.

— Горел ваш дом.

— Да. Я был там. И убежал.

— Я надеялась…

— Как вы меня нашли?

— Пришлось два часа провести в седле, — ответила она. — Ты выглядишь больным.

— Я здоров, — сказал я.

Вивьен шевельнула поводья затянутыми в перчатки руками. Перебирая копытами, лошадь стала ко мне боком, и Вивьен повернулась в седле, глядя на меня сверху вниз. Я уперся ладонями в грязь, приподнялся и затем встал во весь рост.

— Вы нашли еще кого-нибудь? — спросил я, хотя и был уверен, что никто, кроме меня, при пожаре не спасся.

— Я видела фигуру.

— Кого?

— Я заметила огонь на холме прошлой ночью, его было видно из моих окон. Сперва я приняла его за новый костер и удивилась, что меня никто не позвал на собрание. Но потом поняла, что пламя чересчур велико. Чересчур для любого, даже самого большого костра. Тогда я надела пальто и пошла по дороге. С той стороны дул ветер вместе с дымом. Прямо мне в лицо. На какое-то время пламя исчезло из виду — все затянул густой дым. Но потом я подобралась ближе, насколько могла терпеть этот жар, и увидела ваш дом. Он был весь в огне. И я увидела тебя — то есть я сразу подумала о тебе, заметив кого-то бегущего прочь по склону холма, бегущего во весь дух. Я бы последовала за тобой, но в ту минуту просто не смогла себя заставить. Стояла там и смотрела на пламя, смотрела на то, как рушится дом. Мне показалось, что внутри мелькают люди, но в этом я не уверена. Со зрением было неладно, — должно быть, дым разъел глаза. Я не знаю. Не знаю, как такое возможно. А когда пламя почти угасло, уже долгое время спустя, мне привиделась фигура, возникающая из пожара. Я понимаю, что этого быть не могло. Но перед моими глазами вдруг появилась тонкая фигура. Дело было уже на рассвете.

— Кто?

— Не имею понятия, — сказала она. — Я вообще не уверена, что это происходило в действительности.

— Это была моя сестра?

— Сказала же, не знаю. Я не знаю, что там увидела. Просто какой-то образ, а сейчас это лишь воспоминание о том образе.

— Но это могло быть и на самом деле.

— Не исключено. — Она внимательно смотрела на меня со своей высоты, но я не решался ответить на этот взгляд.

— Сам не пойму, почему я удрал.

— Тебе ничего не оставалось, кроме бегства.

— Но я их там бросил.

— Тебе больше ничего не оставалось, Дэниел.

— Перед тем Кэти велела мне бежать.

— И она была права.

Мне казалось, что пруд ритмично покачивается из стороны в сторону. Чтобы выйти из этого ритма, я вгляделся в умирающий ясень на противоположном берегу. Он стал уже слишком сухим и хрупким, чтобы сгибаться под ветром.

Помолчав, она сказала:

— Ты можешь перебраться ко мне.

На сей раз я поднял глаза на Вивьен. С ее стороны это был широкий жест.

— Спасибо, но у меня есть своя семья.

С минуту мы простояли неподвижно, все трое: Вивьен, ее лошадь и малахольный парнишка пятнадцати лет.

— В какую сторону она пошла?

— Дэниел, я не знаю. Та фигура, реальная или нет, вроде направилась к железной дороге. Вскоре после того я бегом вернулась домой, оседлала Дейзи и начала искать тебя. За подлинность того, что видела, ручаться не могу.

— Значит, к железной дороге?

— Вроде бы.

— А потом куда?

— Этого я не заметила.

Я кивнул. Огляделся, проверяя, не оставил ли я что-нибудь на земле. Там ничего не было, только небольшое углубление в том месте, где я спал. Я ничего не принес с собой. Мне нечего было отсюда уносить. Непонятно, с какой стати я вдруг начал затирать ботинком свои отпечатки на песке. Я не оставлю следов, никаких следов. Ни один охотник меня не выследит.