Онлайн книга «Не буди дьявола»
|
Гурни глубоко вдохнул. – У меня была причина так себя вести. – Причина? – Мадлен это, похоже, насмешило. – Кто б сомневался. У тебя всегда найдется причина. Гурни на секунду прикрыл глаза, как будто в темноте ему было легче совладать с собой: – Я хотел огорчить Холденфилд, чтобы она связалась с одним агентом ФБР, непробиваемым типом по фамилии Траут, – чтобы она огорчила его и он захотел бы со мной встретиться. – С чего бы ему этого захотеть? – Чтобы выяснить, правда ли я знаю про это дело что-то такое, что может доставить ему неудобство. А у меня появился бы случай выяснить, не знает ли он чего-нибудь такого, что не сообщалось широкой публике. – Что ж, если твоя стратегия – огорчать людей, то ты преуспел. – Мадлен указала ему на тарелку с рисом и креветками, все еще полную: – Ты будешь доедать? – Нет. – Ответ его прозвучал неожиданно резко, и он добавил: – Не сейчас. Я, наверное, выйду подышать, может, в голове прояснеет. Гурни прошел в прихожую и надел легкую куртку. Выходя через боковую дверь навстречу густеющим сумеркам, он услышал, как Кайл что-то говорит Мадлен: негромко, неуверенным голосом, неразборчиво. Гурни расслышал только два слова: “папа” и “сердится”. Пока Гурни сидел на скамейке у пруда, совсем стемнело. Тоненький серп луны, проглядывавший из-за густых туч, позволял лишь едва-едва различать, что вокруг. Вернулась боль в руке. Она накатывала приступами и, похоже, не зависела ни от положения, ни от сгиба в локте и напряжения мышц. Она еще больше усиливала раздражение от слов Холденфилд, от его собственной склочности и от поведения Ким. Он понимал две вещи, и эти две вещи противоречили друг другу. Во-первых, залогом его профессионального успеха всегда была спокойная, безукоризненная объективность. Во-вторых, эта самая объективность сейчас была под вопросом. Гурни подозревал, что слишком медленное выздоровление, чувство собственной уязвимости, ощущение, что его выпихивают на обочину – страх утратить свою значимость – вызывали в нем беспокойство и злость, которые могли повлиять на его суждения. Он потер предплечье, но боль не утихла. Похоже, ее источник был где-то в другом месте, возможно, в защемленном нерве в позвоночнике, а мозг перепутал место воспаления. Как со звоном в ушах: какое-то неврологическое нарушение мозг интерпретировал как гулкий металлический звук. И все же, как ни грызли его сомнения и неуверенность, он мог бы побиться об заклад, что в деле Доброго Пастыря есть что-то ненормальное, что-то в нем не сходится. Его чуткость к разного рода противоречиям никогда его не подводила, и теперь… Мысли его прервал звук, похожий на звук шагов, донесшийся, кажется, со стороны амбара. Обернувшись, он увидел пятно света, движущееся по пастбищу между амбаром и домом. А присмотревшись, понял, что это огонек фонарика: по тропе кто-то спускался. – Пап! – послышался голос Кайла. – Я здесь, – отозвался Гурни. – У пруда. Луч фонарика забегал, отыскал его. – А здесь ночью нет зверей? Гурни улыбнулся. – Им не резон с тобой встречаться. Через минуту Кайл подошел к скамейке. – Ты не против, если я с тобой посижу? – Конечно, – Гурни подвинулся. – Елки, ну и темень, – с другой стороны пруда донесся звук: в лесу что-то упало. – Черт! Что это было? – Не знаю. – Ты уверен, что в этом лесу нет зверей? – В лесу полно зверей. Олени, медведи, лисы, койоты, рыси. – Медведи? – Черные медведи. Обычно они безобидны. Если без детенышей. – И что, настоящие рыси? – Одна или две. Иногда я вижу их в свете фар, когда еду вверх по холму. – Ого! Тут у вас совсем глушь. Никогда не видел настоящую рысь. Кайл с минуту помолчал. Гурни хотел было спросить, о чем он думает, но он сам продолжил: – Ты правда думаешь, что в деле Доброго Пастыря следствие что-то упустило? – Возможно. – Когда ты говорил по телефону, ты казался вполне уверенным. Поэтому Ким так забеспокоилась. – Понимаешь… – Значит, ты считаешь, что все ошиблись? – Ты много знаешь об этом деле? – Как я уже сказал, все. То есть все, что было по телевизору. Гурни покачал головой в темноте. – Забавно. А я и не помню, чтобы тебя это тогда интересовало. – Очень интересовало. Но ты и не должен помнить. Тебя, по сути, не было рядом. – Был, когда ты приезжал на выходные. По крайней мере, по воскресеньям. – Ну да, физически ты был рядом, но всегда казалось… не знаю, как будто ты думаешь о чем-то важном. Повисло молчание. Затем Гурни сказал, слегка запинаясь: – И, наверное… когда ты стал встречаться со Стейси Маркс… ты приезжал не каждые выходные. – Думаю, нет. – После того как вы расстались, ты с ней общался? – А я тебе не рассказывал? – По-моему, нет. – Стейси что-то совсем слетела с катушек. Почти не вылезает из реабилитационных центров. Подсела на ЛСД, похоже. Я ее видел на свадьбе у Эдди Берка. Ты ведь помнишь Эдди? – Вроде да. Такой рыжий мальчик? – Нет, это его брат Джимми. Ну неважно. Короче, Стейси подсела на наркотики. Повисло долгое молчание. Гурни ни о чем не думал, не мог сосредоточиться. Ему было неспокойно. – Что-то прохладно, – сказал Кайл. – Может, вернемся в дом? – Давай. Я тебя догоню. И ни один из них не двинулся с места. – Ты… ты так и не договорил, что тебя смущает в деле Доброго Пастыря. Похоже, ты один видишь какие-то проблемы. – Возможно, в этом и проблема. – Поясни для непросветленных. Гурни коротко засмеялся. – Проблема в том, что им ужасно недостает критического мышления. Вся эта версия следствия слишком уж ладно скроена, слишком проста и слишком полезна для многих. Ее не ставили под сомнение, не обсуждали, не проверяли, не перетряхивали и не разрывали по швам, потому что она понравилась слишком уж многим экспертам, облеченным властью. Хрестоматийные серийные преступления хрестоматийного психопата. Немного помолчав, Кайл заметил: – Видно, что тебя это достало. – Ты знаешь, как выглядит человек, получивший в висок экспансивную пулю пятидесятого калибра? – Думаю, пренеприятно. |