Книга Не буди дьявола, страница 67 – Джон Вердон

– Я хотел бы начать с вопроса. Сталкивались ли вы в ходе следствия с какими-либо фактами, которые противоречили вашей основной версии? С мелкими вопросами, ответа на которые не могли найти?

– Пожалуйста, конкретнее.

– Обсуждалась ли потребность преступника в очках ночного видения?

Траут нахмурился.

– Вы о чем?

– Или такой нелепый выбор оружия? И количество пистолетов? И как именно преступник от них избавлялся?

Хотя Траут и старался казаться бесстрастным, по взгляду его видно было, что он обеспокоен и что-то просчитывает в уме.

Гурни продолжал:

– Кроме того, мы наблюдаем поразительное противоречие: на деле преступник избегает риска, а позиционирует себя как фанатик. И еще одно противоречие – между идеально логичным планом убийства и совершенно нелогичным мотивом.

– Практически любой теракт, совершенный смертником, полон тех же противоречий, – Траут пренебрежительно махнул рукой.

– Сам теракт – возможно, но не мотивы его участников. Человек на самой верхушке, преследующий свои политические цели, стратег, который выбирает мишень и составляет план атаки, вербовщик, инструктор, координатор на месте, смертник, который добровольно себя взрывает, – они могут работать как одна команда, но каждый играет свою роль. Результат их взаимодействия может быть совершенно безумным, нелогичным, но каждый ее участник вполне последователен и понятен.

Траут покачал головой.

– Не вижу смысла в этих рассуждениях.

Дейкер в дверях зевнул.

– Смысл тут очевиден. Ни один Усама бен Ладен в мире сам не сядет в кабину пилота, чтобы врезаться в небоскреб. Психологические мотивы одного участника теракта отличаются от психологических мотивов другого. Либо так называемый Добрый Пастырь – это не один человек, либо ваши выводы о его мотивах и структуре личности ошибочны.

Траут громко вздохнул.

– Очень интересно. Но знаете, что интереснее всего? Ваше замечание про пистолет – или пистолеты. Это значит, что у вас был доступ к засекреченной информации. – Он откинулся в кресле и задумчиво подпер руками подбородок. – А значит, будут проблемы. И у вас, раз вы владеете секретными сведениями, и у того, кто вам их выдал, – возможно, его карьера окончена. Позвольте спросить прямо. Располагаете ли вы какой-либо иной информацией из секретных государственных источников, по данному или какому-либо иному делу?

– Господи, Траут, что за глупости.

У Траута напряглись мышцы шеи, но он ничего не сказал.

Гурни продолжал:

– Я пришел сюда, чтобы обсудить возможную серьезнейшую ошибку в серьезнейшем деле об убийствах. Вы хотите вместо этого устроить свару по поводу предполагаемого нарушения формальностей?

Холденфид подняла правую руку, как инспектор дорожного движения.

– У меня предложение. Давайте сбавим обороты? Мы здесь для того, чтобы обсуждать факты, улики, разумные интерпретации этих фактов. Но пока нам мешает эмоциональный компонент. Может быть, нам следует…

– Вы совершенно правы, – сказал Траут с натянутой улыбкой. – Думаю, мы должны дать мистеру Гурни – Дэйву – высказаться, выложить на стол все факты. Если с нашей интерпретацией существующих фактов что-то не так, давайте разбираться. Дэйв? Я уверен, вам есть что сказать. Продолжайте, пожалуйста.

Желание Траута уличить его в преступном доступе к украденным материалам было столь явным, что Гурни чуть не рассмеялся ему в лицо. Затем Траут добавил:

– Возможно, все последние десять лет я слишком плотно занимался этим делом. А у вас незамыленный взгляд. Что, по-вашему, я упустил?

– Как насчет того обстоятельства, что вы построили очень большую гипотезу на очень скудных фактах?

– Именно этим и отличается искусство построения следственной версии.

– А также бред шизофреника.

– Дэйв, – Холденфилд предостерегающе подняла руку.

– Прошу прощения. Но я боюсь, как бы дело, вошедшее в анналы судебной психологии, не оказалось огромным мыльным пузырем. Манифест, детали убийств, профиль преступника, медийный миф, народная интерпретация, академические теории – все это льет воду на одну мельницу, дополняет одну и ту же историю, шлифует ее, превращая в незыблемую истину. Беда лишь в том, что эта незыблемая истина не подкрепляется серьезными фактами.

– Кроме, разумеется, – резко сказала Холденфилд, – двух первых пунктов, о которых вы упомянули. Манифест и детали убийств – куда уж серьезнее.

– Но что, если детали преступлений и манифест были продуманы таким образом, чтобы подкреплять друг друга? Что, если убийца вдвое умнее, чем о нем думают? Что, если все эти десять лет он до колик смеялся над агентом Траутом и его командой?

Взгляд Траута стал жестче:

– Вы сказали, что читали профиль?

Гурни усмехнулся:

– По-вашему, это доказывает, что я имел доступ к вашим драгоценным данным? Но я этого не говорил. Я упомянул профиль, но я не сказал, что его читал. Позвольте мне немного пофантазировать. Бьюсь об заклад, профиль пытается объяснить, как преступник может вести себя одновременно рационально и иррационально, взвешенно и безумно, как атеист и как проповедник. Я недалек от истины?

Траут испустил нетерпеливый вздох:

– Не буду комментировать.

– Беда в том, что вы решили, будто в манифесте преступник излагает свои подлинные мысли, потому что он подтверждает ваши предположения. Манифест подтвердил ваши собственные гипотезы. И вам никогда не приходило в голову, что манифест – это розыгрыш, что вас дурачат. Добрый Пастырь уверял вас, будто ваши выводы верны. И вы, конечно же, ему поверили.

Траут покачал головой, понапрасну силясь изобразить огорчение.

– Боюсь, что мы с вами по разные стороны баррикад. А я, зная о вашем прошлом, думал, что мы на одной стороне.

– Как мило. Вот только далековато от реальности.

И снова грустное покачивание головой.

– В деле Доброго Пастыря ФБР преследовало одну цель – как и во всех делах, и такую цель должен преследовать каждый честный сотрудник правоохранительных органов в любом расследовании – узнать правду. Если мы верны ценностям своей профессии, мы должны быть на одной стороне.

– Вы в это верите?

– Это основа нашей профессии.

– Послушайте, Траут, я в органах так же долго, как и вы, а то и дольше. Вы сейчас говорите с копом, а не с членом, прости господи, “Ротари-клуба”. Разумеется, цель расследования – узнать правду. Если только не появляется какой-нибудь другой цели. В большинстве случаев правды мы так и не узнаем. Если очень повезет, то приходим к удовлетворительным выводам. К правдоподобной гипотезе. Которая может убедить людей. И вы, черт побери, прекрасно знаете, как устроена полицейская система: в реальности поиск правды и справедливости не вознаграждается. Вознаграждаются удовлетворительные выводы. В душе отдельно взятый коп может сколько угодно стремиться к правде. Но наградят его, если он сумеет объяснить факты. Передайте окружному прокурору преступника, лучше вместе со связным рассказом о составе преступления и мотивах, а еще лучше с подписанным признанием в убийстве – вот чего ждут от копов. – Траут закатил глаза, потом посмотрел на часы. – Главное, – Гурни подался вперед, – у вас есть связный рассказ. В каком-то смысле, есть даже подписанное признание – манифест. Конечно, не обошлось без ложки дегтя: преступник-то ускользнул. Ну да что с того. У вас есть его профиль. Есть его подробная декларация о намерениях. Есть шесть убийств, детали которых согласуются с тем, что вы и ваш отдел изучения поведения знаете о Добром Пастыре. Хорошая работа, логичные выводы. Связно, профессионально, обоснованно.