Онлайн книга «Авантюрист»
— Ретано… Не отрывая глаз от скрюченной Аланиной фигурки, я нащупал на манжете булавку. Выдернул не без усилия, но с облегчением, как старую занозу: — На… Носи. Было ошибкой обмениваться украшениями на глазах всего трактира. Танталь закусила губу, не спеша принимать подарок; проклятье, я ведь не могу так долго стоять с вытянутой рукой. Мне уже хочется переменить решение и нацепить серебряную уродину на прежнее место… — Бери, — сказал я зло. — Что уставилась? Вероятно, грубость должна была защитить меня от малодушия. Она приняла булавку из моих рук. Повертела в пальцах, будто прицениваясь; протянула обратно: — Нет. Я ушам своим не поверил. — Нет, — повторила она, и я увидел, что её веко подёргивается само собой. — То есть… Её голос дрогнул. Она снова колебалась — мучительно. Я разрешил её сомнения. Попросту втолкнул серебряную булавку в её сухую вздрагивающую ладонь. * * * Алана заснула у камина, и мне пришлось на руках нести её в отведённую для ночлега комнату. Подняв её из кресла, я понял вдруг, что человек её роста не может весить так мало. Она не проснулась. Бледные веки оставались крепко сжатыми, и там, под тонкой кожей, метались зрачки. Что ей снилось? Она истаяла. Светлое Небо, да она же тает, как свечка, уходит в свои сновидения, а там не сладко — вон как болезненно сжимаются губы… «Пусть Танталь с ним не ходит». «ОН хочет, чтобы я вела его к Луару». «Пусть не ходит. Пусть… не надо. Там страшно… Мне всё время кажется, что я ещё не вернулась. Что я там… останусь…» — Алана? Она не просыпалась. Я уложил её в постель. Посидел рядом, сжимая руку, но Алана не слышала меня и не ощущала моего присутствия, тогда я спустился вниз, спросил вина и взялся сосредоточенно, старательно напиваться. Почему Танталь отказалась от булавки? Ведь это она подтолкнула нас к бегству. Ведь это она, как мне кажется, больше всех боялась Чонотакса Оро… Что же, пёс подери, он ей сказал? Что пообещал?.. — Ретанаар Рекотарс? Я вздрогнул. Их было человек десять. Из-под куцых плащей виднелись блестящие нагрудники с гербом — воинство. Стража… Терпеть не могу стражников. Никаких. — Ретанаар Рекотарс, отдайте вашу шпагу. Вы арестованы. Моя шпага лежала сейчас наверху, в той комнате, где спит Алана. — Вы арестованы! В таких случаях принято глупо улыбаться, разводить руками и мило спрашивать: «А в чём, собственно, дело?» Я глупо улыбнулся и плеснул в капитана недопитым вином. «Залил глаза», как говорят несчастные жёны пьяниц. В какое-то мгновение сверкающий нагрудник оказался прямо перед моим лицом — тварь, изображённая на чеканном гербе, была наполовину львом, а наполовину волком и в каждой лапе держала по столовому ножу… На раздумья не оставалось времени. Охнула старая столешница, погнулась под моим каблуком незадачливая вилка; опрокидывая стаканы, я перемахнул на соседний стол и на следующий, поверх испуганно пригнувшихся голов — к двери… Над дверью помещались в качестве украшения два скрещённых длинных кинжала. И там же замер в хищном ожидании плечистый стражник с усами щёточкой — ждал, обнажив оружие, плотоядно усмехаясь… Видывал я таких, дядя. И с усами щёточкой, и с усами ниточкой, и вообще без усов — видывал… Ну хватит по столам скакать. Это эффектно, конечно, но беда, если хозяин выставит мне счёт за разбитую посуду. Увернувшись от размазавшейся в воздухе стали, я двинул ближайшего стражника кулаком в челюсть; членовредительство не входило в мои планы. Потасовка в трактире — куда ни шло, но в любом случае гоняться за безоружным — сомнительная доблесть… Я чувствовал солоноватый привкус во рту. Мне так хотелось действия — после всех этих муторных раздумий, после безнадёжной слабости перед лицом господина мага, после того, как собственная моя шпага истаяла, оставив в руке трогательный огрызок рукоятки… Стул? Тяжёлый? Великолепно! Сразу двое стражников присели, ловя валящуюся с потолка мебель; я успел подумать, что хорошо бы пробиться к камину и завладеть кочергой. Вот было бы славно; впрочем, доберись я до камина — путь к выходу окажется отрезан, и никакая кочерга не поможет… Стражник с усами щёточкой, тот, что задался целью не подпустить меня к двери, обнажил жёлтые зубы. В этот момент он был неуловимо похож на геральдическое чудище, украшающее его нагрудник; его стойка выдавала умелого бойца. Усмешка его сделалась особенно зловещей — в ту же секунду дверь за его спиной распахнулась молодецким толчком. Вероятно, усачу было обидно, ведь вместо атаки получился свободный полёт дворняги, получившей пинка. Я без труда увернулся от беспомощного выпада, оттолкнул с дороги румяного парня, ввалившегося в сопровождении клубов пара, что есть сил подпрыгнул и сорвал со стены кинжал. Первый, который подался, — не было времени выбирать. Рукоятка легла в ладонь. Они стояли стеной — десяток молодцов в блестящих нагрудниках, вдохновлённые доверием железного зверя на гербе, обозлённые — кто-то потирал бок, а кто и скулу. Они глядели на меня, презрительно выпятив челюсти, за их спинами возился потревоженный трактир, галдёж и суматоха, и какая-то женщина визжит — обязательно найдётся одна голосистая, ей всё равно, по какому поводу, лишь бы орать… Возможно, шум разбудил Алану? И сейчас она сидит на кровати в тёмной комнате, трёт глаза, испуганно прислушивается? «Не уйдёшь», — говорили хмурые лица стражников. И кураж, толкнувший меня на разудалую пляску на столах, вдруг иссяк. Я, может, и ушёл бы, но там, наверху, проснулась в тёмной комнате моя жена. А здесь, в углу, стоят, сбившись в кучу, Бариан, Танталь, Муха, Фантин, Динка… Солоноватый привкус всё ещё стоял во рту. Но теперь он был мне неприятен — отдавал железом. — А в чём, собственно, дело? Стражники расступились; капитан вышел вперёд, его нагрудник был залит вином, казалось, что геральдический зверь вот-вот облизнётся, подбирая розовые капли. — Я хотел отдать оружие, — сказал я примирительно. — Но у меня не было оружия… А теперь есть. Вот, возьмите… Я протянул ему кинжал — рукояткой вперёд. Стражники сделали каждый по шагу, и в их глазах я прочёл желание реванша; капитан сдержал их раздражённым жестом. — Ретанаар Рекотарс, именем герцога Тристага вы арестованы! Мне казалось, что взгляд Танталь лежит на моём лице, как монетки на глазах покойника. |