Книга Волны времени, страница 66 – Фёдор Быханов

— Ни газеты, ни другие источники информации не положены! — неизменно, изо дня в день, отвечают на просьбы Алика люди из обслуживающего персонала. — Все это входит в условия карантина.

— Ах, так! — не выдержал однажды юный затворник. — Ну, тогда я сам постараюсь узнать все, как он есть на самом деле.

Его прежняя покорность, вызванная верой в то, что, действительно, он мог бы представлять собой источник заразы с Сетелены, теперь явно пошла на убыль.

Сам уже точно убедился:

— Здоров как никогда!

А эти врачебные процедуры ему и раньше, со времен доктора Лериха, были явно не по душе.

Выбрав одну из ночей, когда охрана, успокоенная видимой покорностью своего единственного настоящего пациента, оставила Колена одного в палате, он и решился нарушить строгий запрет.

— Это хорошо, что персонал полагается на свои затворы и решетки! — юноша безуспешно подергал наглухо закрытую стальную дверь. — Значит, снаружи совсем не ждут моего появления.

Ночная темнота смотрела сквозь решетку на герметично закрытом окне. Да изредка, в полумрак палаты, освещаемой лишь матовым светильником, проскальзывал узкий луч фонаря наружной охраны.

Выбрав минуту, когда патруль проследовал мимо по своему раз и навсегда заведенному маршруту, Алик шагнул сквозь пространство.

До этого ему удавалось вполне успешно сохранять в тайне свои необычайные способности.

Потому никто бы и не мог подумать, что для такого узника нужна особая клетка:

— Вроде той, что соорудил когда-то на своем острове доктор Лерих для его и мутанта Бьенола с далёкой Сетелены.

Прыжок оказался своевременным.

— В том, что он простой заключенный и весь навязанный ему, якобы, строгий карантин, ни, что иное, как простой блеф и инсценировка! — Альберт Колен убедился с, первых же шагов по окружающему, до сих пор категорически запретному для него, миру.

Как оказалось, прежние песчаные барханы в этом месте пустыни были срыты до основания бульдозерами.

Вместо них унылый пейзаж украшали два десятка стандартных щитовых сборных домиков.

— Причем, далеко не все они были заключены в кольцо полной изоляции от окружающего мира, — как убедился в том Колен. — Лишь некоторые из них окружали тройные ряды колючей проволоки, укрепленной на фарфоровых изоляторах.

Это не вызывало у Альберта сомнений:

— По «колючке» пропущен электрический ток.

Заодно выяснилось, что подобной «чести» люди Шелтона Грубера удостоили только два строения, сооруженных в противоположных концах поселка.

Из одного такого домика самовольно выбрался Колен.

— Кому же предназначается другой такой домик? — Алик теперь понял без чужой подсказки.

Убедившись в идентичности, заведенных охраной строгих порядков, он уже не сомневался:

— Именно здесь содержат Питера Келли.

Само отдаленное расположение обоих тюремных казематов тоже вписывалось в его догадку:

— Отселили астронавта от меня подальше, чтобы не смог подать звуковой сигнал!

Определившись с целью своей разведки, туда юноша и направился, осторожно лавируя между домами.

Лунная ночь была ему плохим союзником — освещая все как на ладони мертвенным серебряным светом.

— Потому пришлось приноравливаться и к этому препятствию.

Прыгая в пространстве от одной тени до другой, Алик, в конце то концов успешно миновал и запретную линию, сооружённую вокруг дома, служившего местом заточения бывшего астронавта.

Питер Клон представлял собой жалкое зрелище.

— Куда делись его прежние качества подтянутость и выправка? — просто ужаснулся нежданный гость.

Теперь перед Аликом был практически спившийся, заросший щетиной бродяга:

— Под стать которому, полностью подходили грязь и откровенная не ухоженность камеры.

Одно делало её для Алика более притягательной, чем его собственное место заточения:

— Исправный телевизор, стоявший в углу, пусть и заваленный теперь пустыми бутылками из-под коньяка и виски.

Разбудить, изрядно набравшегося к тому моменту, астронавта юноше оказалось не по силам:

— Но он и без этого обошелся.

На всю ночь прильнул Алик к телевизору, то и дело гоняя переключатель каналов по всем информационным программам:

— Какие только были доступны спутниковому приемнику.

Потому, когда сам Питер перед рассветом раскрыл похмельные глаза, Алик уже знал практически все:

— Меня обманули.

В разговоре с астронавтом, он не скрывал своих чувств.

— Держат здесь в изоляции, чтобы не мешался в тайной игре мистера Грубера с сетелянами, — обида так и переполнила душу юноши.

— А ты как думал? — невозмутимо, будто это совсем другой человек, а не тот, кто только что валялся пьяным в стельку, подал голос с кровати Питер Келли.

Он сам уже давно смирился с ролью жертвы коварного заговора:

— И меня они провели накануне, когда вынудили рассказать все о том, что случилось на Луне.

Астронавт, исповедуясь перед юным другом, вздохнул с поздним раскаянием:

— И в том числе рассказал им о вас с Бьенолом.

Алик, тем не менее, не столько огорчился услышанному известию, сколько обрадовался возвращению старого знакомого в привычное рассудительное состояние:

— Так давай выбираться отсюда, чтобы на свободе предупредить весь мир через репортеров.

Такой убежденности имелась и особая причина.

Ведь, среди журналистов у обоих был и свой человек — Паола Конрой из экипажа яхты «Зеро»!

Однако порыв Колена, не был воспринят с таким же энтузиазмом его другом астронавтом.

— Ну и как ты думаешь это сделать? — с иронией отреагировал Питер на запальчивую горячность юного друга. — Здесь на сотни миль вокруг одна пустыня.

Он горестно потянулся за очередной бутылкой, чтобы успокоить нервы от, вновь начавшегося, приступа обреченности:

— Только выберешься за эту колючку, как тебя первый же вертолетный патруль достанет.

Но выпить ему не дал визитер.

— Меня им не взять, — убедительно произнес Алик Колен.

Парень забрал спиртное из трясущихся рук своего собрата по тайному затворничеству.

Майор Келли не сопротивлялся:

— Тебя, может быть, и не возьмут, зато всех окружающих, в том числе и репортеров всех мастей, заметут под одну метелку.

Будто раскаленные спицы, вонзал подобные доводы в ткань своего разговора с визитером, окончательно пришедший в себя, астронавт. По его аргументированности можно было понять, что все эти месяцы заточения он потратил на то, чтобы разработать план побега: