Онлайн книга «Дикая энергия. Лана»
Алекс хочет что-то сказать, но тут начинается энергошоу. Вспыхивает экран — красным, белым, потом ярко-зеленым. По нему ползут буквы: братья и сестры мои, пиксели, работают, стараются. Мы с Алексом смотрим, как на экране сменяют друг друга яркие рисованные картинки. Забавные люди с длинными, как сосиска, головами гоняются друг за другом по нарисованным улицам города… Я невольно улыбаюсь. Это действительно весело. Это смешно. Кто это придумал, нарисовал — неужели сам Хозяин?! Трудно поверить… Появляется заставка. Потом реклама водяного насоса. Я поворачиваю голову, чтобы что-то сказать Алексу, но у него вдруг меняется лицо, он смотрит на экран… Я оборачиваюсь — и успеваю увидеть огромную надпись, черным по красному: «ЛАНА, ПОМНИ СЛОВА ЦАРЬ-МАТЕРИ. ПОЩАДИ ИХ». Дни проходят за днями, а я почти не сплю. Клубы, комнаты, какие-то мастерские: люди собираются тайно, накануне энергочаса. Каждая встреча начинается со страха и неверия. — Ты — Лана? — спрашивают они презрительно и недоуменно. — Докажи! Мне меньше всего хочется что-нибудь им доказывать. Я просто с ними танцую — танцую для них. Некоторые подхватывают ритм сразу же. Некоторые — после долгих попыток. Мне попадается несколько человек, вообще лишенных чувства ритма, они не могут повторить — прохлопать — простейшего ритмического узора. Они разбалансированы, не слышат собственного сердца, тела их, как студень, но я должна спасти и их тоже. Удивительное дело: день ото дня я не становлюсь слабее. Наоборот — чем больше изматываюсь, тем больше сил во мне накапливается. Люди за моей спиной переглядываются многозначительно. Зато когда я засыпаю, вижу один и тот же страшный сон. Будто выхожу из клуба, сворачиваю за угол, а там стоит, поджидая меня, Хозяин Завода. Пытаюсь убежать и не могу. Ноги прилипли к асфальту. Такое жуткое ощущение — ноги прилипли… «Помни слова Царь-Матери. Пощади их». А себя я разве щажу?! — Римус… где все твои барабаны? — Раздал, — говорит он беспечно. — Синтетикам. — Не жалко? — Что делать, если у меня отобрали магазин? К тому же, может быть, они нам еще пригодятся… Мы сидим в дальнем углу подземного клуба. Уже утро, синтетики расходятся. Мы с Римусом забились в уголок, где никто не мешает. И еще — это важно — здесь есть второй выход, в глубину, к кротам. На всякий случай. В последнее время это стало моей повадкой — всегда проверять, есть ли второй выход. А лучше третий. Вся полиция города мобилизована на поимку «этой Ланы». Нам все труднее найти клуб для встречи с синтетиками, все больше риск, что кто-то, польстившись на обещанный властями призовой пакет, меня выдаст. И все больше не по себе — могу привести хвост к той норе, где живут сейчас прежние обитатели гнезда Перепелки. — Тебе нелегко, — говорит Римус. — Такое чувство, будто я пытаюсь выкопать подземный тоннель чайной ложечкой. — Твой ритм — это не чайная ложечка. Твое имя сейчас делает больше, чем все мои барабаны, заговори они одновременно. Я усмехаюсь. Римус кладет передо мной на жестяную тарелку кусочек витаминного торта — две тонких высохших полосочки со вкусом клубники. Торт хрустит на зубах. — Римус, — говорю я, — ты помнишь, когда-то была такая забава… гонки в пневмотоннелях? — Да, — он улыбается. — Хорошее было время. Я и сам там гонялся пацаном, ногу сломал… А что? — Это правда, что пневмонавты пели песни, когда гонялись? Про себя? Задавали ритм? Он присматривается ко мне и вдруг настораживается. — Лана… это важно? — Ты должен был знать его, — говорю я. — Кого? — Там был, — я подбираю слова, — такой человек… среди гонщиков. Он, когда летал, всегда пел про себя вот так: «Жил-был парень, звали его Ветер, он девчонкам головы кружил…» — А как его звали? — Я не знаю. Римус смотрит мне в глаза. Откидывается на спинку стула. — Это правда, мы все пели про себя. Те, кто не пел, или пел неправильно, вскоре разбивались. Я и ногу-то сломал оттого, что перешел на другую песню… слишком медленную… настроение у меня было… такое. Лана, песня — это талисман. Мы никогда не говорили друг другу, кто что поет. — Там была еще женщина, — говорю я. — Похожая на меня. — Откуда ты знаешь? — спрашивает он почти резко. — Он сказал. — Да кто же он такой? — Лучше скажи, ты эту женщину знаешь? Он качает головой: — Мы все расстались. Она потом родила ребенка. А еще потом, я слышал, она умерла… — Ребята, — за перегородку заглядывает хозяин клуба, — я закрываюсь. Уходите. Если можно, разными путями. Я тут же встаю. Римус не двигается с места: смотрит на меня вопросительно. — Я тебе потом все объясню, — обещаю я честно. — Мне надо подумать. «Жил-был парень, звали его Ветер…» Я выхожу из клуба. Оглядываюсь: улица пуста. На бетонной стене мерцает тусклая рекламная надпись: «Горожане! Для Вас! Завтра! Праздник Энергии! Незабываемый Энергочас! Приди и Отметь Двадцать Пятую Годовщину…» Годовщину чего, не разобрать: в этом месте на стену кого-то вырвало. Сегодня ночью в городе будет особенно шумно. К каждому пакету добавят по два-три энерго. И синтетики выйдут на улицу, где будут ждать их дешевые развлечения, и радоваться без памяти — без мысли о завтрашнем дне… Задумавшись, сворачиваю за угол. Прямо передо мной стоит, расставив ноги, высокая фигура в черном плаще. Я отшатываюсь; замечаю сперва полицейские нашивки и только потом, почти секунду спустя, узнаю Максима. — Ты обалдел? Я могла тебя… — Скорее. У него такое лицо, что я слушаюсь без вопросов. Он хватает меня за локоть и куда-то тащит; не успеваю и глазом моргнуть, как оказываюсь в багажнике полицейской машины, рядом с двумя толстыми, жирными от масла велоцепями. Вдалеке слышен свист, топот, отрывистые приказы «Всем стоять на месте»… Я тихо радуюсь, что Римус ушел через подземелье. Лежу, стараясь не дышать. Минут через пятнадцать слышу над головой стук подошв, скрип днища, кашель и брань. Машина наполняется полицейскими. — Опять упустили, — говорит простуженный голос. — Сучка. — Кто-то ей помогает… — Если она вообще существует в природе, — добавляет третий голос. — Существует, — глухо говорит Макс. — Можешь мне поверить. — А, — насмехается первый, — ты же из-за нее лычки потерял… — Тебя бы туда! — огрызается Макс. |