Книга Разрушительница пирамид, страница 48 – Татьяна Полякова

– Она очень напугана была, – вдруг заявила Пелагея.

Мы с Саввой смотрели, ожидая продолжения. «Бабка», как назло, не спешила.

– Ты уснула, что ли? – не выдержал Савва.

– С силами собираюсь. Пару недель назад она прислала мне смс: «Я боюсь».

– Ага, – кивнул Долгоруков.

– Что «ага»? – нахмурилась Пелагея.

– Просто «ага». Давай рассказывай.

– Я стала ей звонить. Любаша была совсем не в себе.

– Это ее обычное состояние, – кивнул Савва, и я решила вмешаться:

– Дай ей договорить, – и удостоилась взгляда, в котором было недоумение, но поощрительное, то есть мое вмешательство ему, скорее, понравилось.

– Она действительно была жутко перепугана, – повторила Пелагея. – Клацала зубами, ей-богу. Я кинулась к ней. Сначала Любаша молчала, в смысле, отказывалась говорить, что ее так напугало. Но потом понемногу успокоилась. Она хотела, чтобы ты приехал. Сказала, что писала тебе.

– Если ты имеешь в виду смс, одно действительно было.

– Что она написала?

– То же самое, что и тебе: «Я боюсь».

– И ты ей не позвонил?

– Конечно, нет. С какой стати?

– Савва, ты совершенно бесчувственный, – с печалью произнесла Пелагея, но я не торопилась с ней соглашаться.

– Просто я малость от вас устал, – поморщился Савва. – Так она тебе рассказала, что ее напугало?

– В тот раз – нет. Она надеялась, ты приедешь…

– Ага. И помалкивала, чтоб не повторяться и драматического эффекта не портить.

– Савва, твоя любимая женщина лежит в морге, а ты говоришь о ней как…

– Она никогда не была моей любимой женщиной, – перебил Савва. – Даже просто моей женщиной не была. Будем придерживаться истины. То, что она в морге, очень прискорбно, но, если хочешь мое мнение, этим бы непременно кончилось, продолжай Любаша в том же духе, а ей и в голову не приходило, что можно жить иначе. Например, устроиться на работу, заняться чем-то полезным, а не развлекать себя попытками самоубийства.

– Я же говорю, скотина бесчувственная, – удовлетворенно кивнула Пелагея, почему-то глядя на меня. – Весь в деда.

От этих слов Савва заметно скривился. Я уже поняла: предполагаемое сходство с дедом его бесило, и это еще мягко сказано. Любви между родственничками не наблюдалось, и Пелагея, поминая деда, знала, что наверняка сможет досадить «внучку», и никогда себе в этом не отказывала.

– Дальше что? – поторопил Савва.

– Я уехала, так ничего от нее не добившись.

– Немудрено. Она, должно быть, еще не успела придумать, чего боится.

– Савва, иногда я тебя ненавижу. Вот ей-богу.

– Ни в чем себе не отказывай, дорогая.

– Потом она прислала еще смс, – продолжила Пелагея, Савва свел глаза у переносицы, она добавила: – Сейчас я его найду, – и принялась копаться в мобильном.

Долгоруков терпеливо ждал, хмуро глядя перед собой. Наконец, Пелагея протянула ему мобильный.

– Вот.

– Чушь какая-то… – буркнул он.

– И вовсе не чушь.

Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, что там на дисплее.

– «Я видела Ч, – прочитал Савва. – Он за мной следит». Конечно, чушь.

– Соседка вроде бы тоже говорила о каком-то мужчине, – нерешительно напомнила я.

– И кто этот Ч? – хмыкнул Савва, обращаясь к Пелагее. – Таинственный злодей из ее прошлого? Проблема в том, что со злодеями в ее прошлом беда. Их просто там не водилось, как бы Любаша ни желала убедить нас в обратном. Она не раз рассказывала жуткие истории своей жизни, но на поверку они оказывались не более чем фантазиями. У Любаши была вполне благополучная жизнь. Разве что скучная. Но к этому она сама руку приложила. И я по глупости тоже.

– Ты просто хотел от нее избавиться.

– Она утверждала, что была бы счастлива, будь у нее деньги.

– Вот-вот. И ты поторопился всучить ей бабло, хотя она нуждалась совсем не в этом.

– Ну, так бы и говорила. И не морочила голову себе и людям.

– Она хотела твоей любви, а вовсе не денег.

– Ты, оказывается, деньги раздаешь? – присвистнула я. – Чего сразу не сказал?

– Не доставай, а? – вновь поморщился Савва.

– Вообще-то у меня ипотека.

– Деньги он раздавать горазд, – хмыкнула Пелагея. – Чего не раздавать-то, если их совсем не ценишь? А вот доброго слова от него фиг дождешься.

– Шла бы ты к себе, Пелагея Сергеевна. Загостилась.

– Вот-вот, правда глаза колет.

– Любаша сказала, кто такой Ч?

– Не сказала. Но я сама сообразила. Ч – это наверняка Чуйков.

– Злодей из прошлой жизни?

– Скорее уж жертва. Тебе Любаша про аварию рассказывала?

– После которой она больше не садится за руль? Конечно. Но, как всегда, туманно. Называла себя убийцей и начинала рыдать еще на третьем предложении.

– Авария в самом деле была, – вздохнула Пелагея. – Еще до того, как мы подружились. Машину ей подарил любовник, но ездить за рулем она и тогда боялась. Короче, к машине прилагался водитель. Он и был за рулем, когда все случилось. Дело было вечером, в ноябре. Туман, видимость ни к черту. Женщина с ребенком переходили дорогу. Водитель заметил их слишком поздно, а скорость была слишком большой. Девочка и ее мать скончались в больнице. Водителю дали срок, пять лет, но родня, и в первую очередь муж, считали, что это слишком мало.

– И фамилия мужа – Чуйков?

– Чуйков.

– И что ему нужно было от Любаши, если за рулем не она была, а шофер?

– Не знаю. Но он к ней приходил. С угрозами. Она даже в полицию на него собиралась заявлять. Он вроде бы отстал, должно быть, малость успокоился. Но потом, как видно, вновь возник на горизонте. По крайней мере, никого другого с фамилией на Ч я не припомню.

– Понятно. Значит, по-твоему, он был очень зол на Любашу и вполне мог с ней расправиться?

– Ты сам сказал: Любаша кончать жизнь самоубийством всерьез не собиралась. И если сейчас лежит в морге, значит, ей кто-то помог. А единственным ее недоброжелателем был Чуйков. Остальное – ее выдумки. Тут ты прав.

– Как мило, что ты со мной хоть в чем-то согласилась, – съязвил Савва. – Ладно, найду Чуйкова и поговорю с ним. Хотя очень сомневаюсь, что Любашу он утопил. Уж очень это глупо.

– Мог помешаться от горя, – заметила Пелагея. – Такое бывает.

– Разберемся, а сейчас, дорогие дамы, я бы хотел остаться один.

Спать Олеська легла со мной, потому что другого места не нашлось. Подругу я, конечно, люблю, но делить с ней постель – чистое наказание. Она тут же принялась болтать, и ладно бы просто болтала, уж это я как-нибудь переживу, а настойчиво выспрашивала о моем отношении к Савве.