Онлайн книга «Химеры картинной галереи»
– Лев – горит. – Тем хуже для тебя. – Прошу тебя больше этого не касаться. – Да мне все равно! Делай что хочешь, только потом не плачь. – Не заплачу. – Давай вернемся к Акчурину, иначе мы опять поругаемся. – Открылась очень неприятная и, я бы сказала, грязная история, – сказала Надежда. – Нас это как-то касается? – обеспокоенно поинтересовалась Ираида Самсоновна. – Некоторым образом. – Давай говори. – Акчурин – отец ребенка Анфисы Мешакиной. – Да нет… – Ираида Самсоновна удивленно уставилась на дочь. – Он – друг семьи. Надежда уточнила: – Милый друг. – По Мопассану? – уточнила Ираида Самсоновна. – Еще хуже. – Боже мой! – Акчурин соблазнил девочку, когда они отдыхали в Ницце. – Как это гадко! – Кроме того, он был любовником Леси. – Я не желаю этого знать… Все это гадость и грязь… – Акчурин узнал о родах Анфисы и решил, что является отцом этого мальчика. – Он признался в этом Мешакину? – Не того Акчурина знаешь. Он предпочитает действовать скрытно. Не представляю, что будет с Акчуриным, когда об этом узнает прокурор Мешакин. – Даже подумать страшно. – Акчурин планирует отобрать сына у приемных родителей. – Этого нельзя допустить! – решительно заявила Ираида Самсоновна. – По-видимому, у него есть методы воздействия, иначе бы он не был в этом уверен. – Но зачем он явился к нам? – Чтобы получить подтверждение того, что роды Анфисы – реальность. Я случайно проговорилась, что ребенок – мальчик, и он страшно обрадовался. Акчурину не дает покоя мысль, что в адвокатской конторе он все еще сын. – Вот и пусть рожает своих! Он женат? – Они с женой бездетны. – Тогда он ни перед чем не остановится, – трагически прошептала Ираида Самсоновна. – Я не знаю, что делать. Ираида Самсоновна тронула руку дочери и с неподдельной грустью сказала: – По вечерам я часто думаю про нас с тобой. Вспоминаю прошлое и виню себя за то, что мало уделяла тебе внимания. Прости меня, Наденька. У тебя было несчастливое, одинокое детство. Я лишила тебя отца и не стала хорошей матерью, когда он ушел. Мне казалось, что главное – одеть, обуть и выучить в институте. Теперь я так не думаю и понимаю, что упустила самое главное. – Давай не будем об этом, мама… – Нет, я должна тебе это сказать. Пожалуйста, дослушай. Я очень виновата перед тобой. Соседи видели тебя чаще, чем я. Ты росла одинокой девочкой в маленькой комнате большой коммунальной квартиры. Когда я вспоминаю, что могла оставить тебя одну на несколько дней, я проклинаю себя. – Ираида Самсоновна вдруг заплакала. – Прошу тебя, мама. В конце концов, ты работала и уезжала не просто так. И потом, у меня была соседка Светлана. Ираида Самсоновна улыбнулась сквозь слезы: – Святая женщина. До сих пор молюсь о ней в церкви. Светлая память. – Мне не хочется вспоминать об этом. – Ну, хорошо, не будем. – Ираида Самсоновна вытерла платочком глаза: – У нас сегодня будут еще примерки? – Их проведет Соколов. Он разве не говорил? – Валентин Михайлович уже три дня со мной не разговаривает. – Из-за Власова? – По-видимому – да. – И что ты собираешься делать? – Пока не знаю. Поживем – увидим. Надежда встала со стула: – Пойду к себе. – Выйдя из кабинета матери, она встретила Викторию и спросила: – Вы ко мне? – Если не заняты. – Проходите, – Надежда открыла дверь и впустила ее в кабинет. Виктория остановилась у входа и неуверенно сказала: – Мне нужно вам кое-что рассказать… – Присядем на диван, и расскажете, – Надежда уселась первой и дождалась, пока рядом с ней сядет Виктория: – Что стряслось? – Я должна была рассказать раньше, но я не была уверена. – В чем? – Есть ли в этом какой-то смысл. – Насколько я понимаю, теперь смысл появился? – ободряюще улыбнулась Надежда. – Теперь – да, – проговорила Виктория. – Я узнала, что Шимаханского отравили в примерочной. – Откуда вам это известно? – Со мной говорил следователь. Он считает, что таблетки были подмешаны в кофе. – Виктория подняла на Надежду полные испуга глаза: – Но ведь его подавала я! – Осташевский в чем-то вас обвинил? – Пока нет. – Так что же вы так перепугались? У вас уж точно не было причин убивать Шимаханского. Это очевидно. И пока следователь не докажет обратное, вы в безопасности. – А как же пропавшая чашка? Он может решить, что я специально ее спрятала, чтобы никто ничего не понял. – Если бы вы отравили Шимаханского, вы бы помыли чашку и поставили ее в буфет. Она пропала лишь потому, что кто-то не хотел оставлять следов. У этого человека не было времени мыть чашку, поэтому он или спрятал ее, или унес с собой, что менее вероятно. Такую крупную чашку легко заметить в кармане. – Вы тоже думаете, что таблетки подсыпали во время примерки? – Выходит, что так, – подтвердила Надежда. – Но там не было никого, кроме Шимаханского и Тищенко. – Мы с вами не можем этого знать наверняка. – Но Тищенко сказал… – начала Виктория. Надежда ее прервала: – Не будем об этом рассуждать. Следствие разберется. – Пока они разберутся, меня посадят в тюрьму. – Не посадят, мы будем бороться. У нас есть Фридманович, – заверила ее Надежда и спросила: – Это все, о чем вы хотели сказать? Виктория помотала головой: – Нет, не все. – Тогда поспешите, потому что мне нужно работать. – В тот вечер, когда я готовила кофе для Шимаханского, к буфету подошел тот самый фотограф. – Та-а-ак… – протянула Надежда. – Он попросил томатного сока. – А разве на фуршетном столе его не было? – К тому времени сок закончился, но в моем холодильнике всегда есть запас. Надежда удивилась: – Почему Власов не обратился к официантам? |