Онлайн книга «Гроза в Безначалье»
|
Короче, для единождырожденных и недоношенных: Шива воспевался, божественный Разрушитель! Когда с этим важным делом было покончено, Дурвасас наполнил до краев ритуальную чашу, изрядно отхлебнул сам, затем передал зловещий сосуд доброму Раме-с-Топором. После того как чаша обошла круг и опустела, головорез-череполюб с сожалением потряс заметно полегчавшую бутыль и начал складывать свое хозяйство обратно в суму. Сума покорно терпела. — Кстати, а кто это там дрыхнет? — заинтересовался подвижник между делом. — Помер? Если помер, почему мне не доложили?! Мало ли, коленка там или ребер связочка… Арий? Или дравид?! Люблю дравидов, у них зубы крупнее… Дурвасас присмотрелся и с сожалением хмыкнул: — Нет, таки дрыхнет! Ишь, оголец… — Это мой сын Гангея, — тихо ответила богиня. — Сын — это хорошо, — одобрил Дурвасас. — Надеюсь, вырастет настоящим мужиком. Вроде этого красавца, — и ткнул грязным пальцем в Парашураму. Рама-с-Топором раскраснелся девицей нецелованной и потупил взгляд. — Ну ладно, засиделся я тут с вами, — подвижник резво вскочил на ноги и подхватил с земли приглянувшуюся ему голову. — Знаете, сколько времени уйдет, чтоб из этой башки приличную чашу сделать?! О-о! Потрудимся, брахманы! Так что костер вы без меня жгите! И Дурвасас, приплясывая, стуча черепами и размахивая на ходу будущей чашей, пересек поляну и нырнул в кусты — туда, откуда появился. 4 Словоблуд выждал некоторое время, прислушиваясь, и наконец шумно перевел дух. — И не надоест ему?! — пробормотал мудрец, ни к кому конкретно не обращаясь. — Все Трехмирье прекрасно знает, что он такой же Дурвасас, как я — грозный змей Шеша о тысяче голов! Все знают, один он не знает, что все знают! А попробуй только заикнись, когда он в этом дурацком облике: славься вовеки, Шива-Разрушитель, светоч Троицы! Хорошо еще, если просто разгневается — а то ведь пришибет сгоряча! — Развлекается он так, — мрачно заметил Ушанас, утирая пот со лба. — Сколько лет уж терпеть приходится! — Да ладно вам ворчать, Наставники! — вмешался добрый Рама-с-Топором без особого уважения к собеседникам. — Надо ведь и Великому Шиве когда-то душой отдохнуть! Не все ж разрушать! Да и не без своего интереса он сюда приходил… — А что, я заснул? — раздался позади звонкий мальчишеский голос. И юный Гангея как ни в чем не бывало подбежал к отшельнику и небесным Наставникам. — Здоров ты дрыхнуть, приятель, — задумчиво буркнул аскет. Ганга на всякий случай придвинулась ближе к сыну. Но, похоже, зря. — Дядя Рама, дядя Рама! — запрыгал Гангея вокруг Рамы-с-Топором. — А я вот чего знаю! У тебя такая штука есть… штука такая… которая небо трескает! И грохочет: бах, бах, бабах! — Есть, — неожиданно улыбнулся аскет. — А ты мне покажешь?! — Покажу. Вон, смотри, — Рама махнул рукой в сторону уцелевшего платана, возле которого стоял массивный боевой лук в рост человека. Рядом валялся кожаный колчан со стрелами, на две трети опустошенный. Гангея радостно бросился к дереву, но на середине дороги остановился. — Дядя Рама, это же просто лук, а не… бах, бах! — А как ты себе эту штуку представляешь? — хитро сощурился Рама-с-Топором. В этот момент он действительно выглядел почти что добрым. — Ну… большая такая, медная… или железная! Иначе как бы она так бабахала?! — Действительно, малыш, как бы она бабахала… — тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес аскет. И повернулся к Ганге. — Я возьму твоего сына в ученики, — до сих пор улыбаясь, сказал Рама-с-Топором. — В конце концов, должен же кто-то объяснить ребенку, как бабахает Прадарана! * * * На обратном пути, там, где четверых путников уже останавливал Юпакша-полукровка, — троих остановили глаза. Нет, кроме глаз было еще много всякого. Больше, чем хотелось бы. Но издалека, в силу чудовищной майи-иллюзии, просматривался не силуэт, не тело — а именно они. Над тропой висели орехами-миндалинами: чуть припухшие веки, вороные стрелы ресниц, испещренный кровяными прожилками белок — и неистовая, чудовищная зелень радужной оболочки без зрачков. Бирюза такого цвета называется у ювелиров «мертвой». И носить украшения с «мертвой бирюзой» могут лишь сильные духом мужчины, остальным — опасно. Приблизишься вплотную, вглядишься, и становится ясно: редкостная бирюза насквозь пронизана золотистыми искрами, засеяна драгоценной пыльцой… Но мало кто в Трехмирье заглядывал в глаза Шивы-Разрушителя. В три глаза Шивы. …Ноги стали ватными, и идти было трудно. А стоять — нельзя. — Жених! — еле слышно бормотнул Словоблуд, преодолевая сопротивление первого шага, и в глухом старческом голосе вспорхнула радость. — Жених? — Наставник мятежников-асуров смахнул слезы, глянул искоса, еще раз смахнул слезы, и только кивнул, ускорив движение. Оба знали: Шива является разрушать в устрашающем облике двенадцатирукого Клыкача, иногда — оскаленным Самодержцем о шести руках, но не было случая, чтобы Шива-Жених причинил вред кому-то. Идти было трудно. Но можно. На десятом шаге глаза ястребами унеслись назад, превратясь в светящийся треугольник, и стало видно: могучее тело Разрушителя обильно украшают драгоценности, талию обхватывает изящный поясок, браслеты-кейюра и браслеты-валайя звенят на бицепсах и запястьях, вторя перезвону декоративной цепочки на лодыжках. Иссиня-черные кудри уложены длинными и тонкими прядями в тюрбан-конус, священный шнур брахмана перекинут через левое плечо… Но главное — руки. Две. Всего две. Впору вздохнуть с облегчением. — Ах, какие сережки! — притворно ахнула Ганга, надеясь, что Шива-Жених расслышит и оценит ее восхищение. На самом деле только сумасшедший мог носить в ушах такую уйму золота. И верно говорили, что серьги эти служат в основном для истязания плоти, которого величайший в Трехмирье аскет и развратник не прекращал ни на мгновение. «Еще б на лингам себе серьгу привесил!» — высказался как-то по этому поводу Ушанас. Разумеется, когда Шивы поблизости не было. Но Ганга, будучи истинной женщиной, добилась своего: трехглазый лик потеплел, став просто красивым лицом. Даже убитые Шивой асуры Троеградья признавали: красоту Бога не портит и темно-синяя шея — она приобрела цвет сапфира, когда Разрушитель выпил смертельный яд-калакутту, что грозил Вселенной гибелью. — А, Наставники! — без всяких церемоний приветствовал их Шива. — И ты, Ганга, здесь… Кстати, вы тут Дурвасаса не видали? |