Книга Проклятый ректор, страница 28 – Лена Летняя

– Неужели? – не поверила я. Он не мог идти, едва не задохнулся, а теперь весь горит. Куда хуже?

Только тогда он приподнял веки и посмотрел на меня со странной улыбкой.

– Меня могло тошнить. Думаете, судороги – это неприятно? Как бы не так!

Невзирая на ситуацию, я не сдержала улыбку.

– Хорошо, что вы сохраняете чувство юмора.

– А что мне еще остается? – вздохнул он.

Его рука снова потянулась к вороту рубашки, но пальцы не слушались, поэтому пуговицы пришлось расстегивать мне. Только тогда я заметила, как сильно дрожат мои собственные руки.

– Где у вас ванная?

Он невыразительно махнул рукой, но мне этого хватило, чтобы определить нужное направление.

Меньше минуты спустя я вернулась к кровати Фарлага с полотенцем, смоченным в холодной воде, и обтерла его лицо, шею и грудь ровно настолько, насколько позволяли расстегнутые пуговицы.

Глаза ректора снова были закрыты, но во время моих действий на губах появилась та же самая улыбка.

– М-м-м, а у вас получается лучше, чем у Блэка. Мне приятнее, во всяком случае.

Его слова смутили меня, но я постаралась не подать вида. Сложила полотенце в несколько раз и положила ему на лоб как компресс.

– Зачем вы ушли один?

– Терпеть не могу, когда мои приступы случаются на глазах у толпы народа, – он недовольно поморщился. – Даже ваше присутствие для меня унизительно. Но от вас хотя бы есть толк.

– Вы могли умереть…

– Нет, не мог, – он снова тяжело вздохнул, приоткрыл глаза и посмотрел на меня. – Эти приступы никогда меня не убивают. Я уже оставался с ними один на один. Как бы ни было плохо, я всегда остаюсь жив. К сожалению. А вы? Зачем вы пошли за мной?

– Хотела кое о чем спросить, но это терпит до завтра.

Он кивнул, давая понять, что завтра – это хорошо, и снова опустил веки.

Я сцепила руки в замок, борясь с желанием забраться на кровать с ногами: хоть в спальне у ректора лежал ковер с толстым ворсом, мои босые ноги в тонких чулках заледенели, пока я шла по каменным полам коридоров и бегала по апартаментам в кабинет и обратно.

– Голова болит? – спросила я, не зная, что еще могу для него сделать, прежде чем будет уместно уйти.

– Голова давно болит, – признался он.

Эти слова заставили меня нахмуриться.

– Почему же вы не позвали меня?

– А вы думаете, гордость есть только у вас? – его голос прозвучал насмешливо. – Я пытался перевести наши с вами отношения во взаимовыгодное сотрудничество. Но вы ведь отказались.

– О… – только и смогла выдохнуть я. – Я как-то… не подумала, что ваше предложение было сделано с этой целью.

– Страшно представить, что вы подумали, – фыркнул он. – Надеюсь, ничего непристойного?

– Все непристойные варианты вы отмели с самого начала, когда сказали, что я недостаточно хороша собой, – не удержалась я.

Его ресницы снова дрогнули, хотя в этот раз он приоткрыл глаза совсем уж незаметно.

– Обиделась, да?

Я только дернула плечом и как можно более нейтральным тоном уточнила:

– Голову лечить будем?

– Уж будьте так любезны, раз уж вы все равно здесь.

Я потянулась к его вискам. На этот раз уловить вибрации не составило вообще никакого труда: они были настолько сильными, что оставалось только догадываться, как он живет с такой болью.

Но и ее мне удалось унять, хотя после этого горло заметно першило.

– Спасибо, – на его лице отразилось столь явное облегчение, что я испытала непривычный душевный подъем от осознания собственной полезности.

– Да не за что, мне нетрудно, – призналась я. – Никогда не стесняйтесь обращаться. Вы же не отчислили меня именно ради этого.

– Я не отчисли вас за то, что вы вылечили меня в прошлый раз. Мы квиты. Не могу же я за одну услугу взять вас в рабство.

– Вы нашли мне наставника…

– Уже сказал, что не считается, – напомнил он. – Но можем сделать вид, что это было за помощь сегодня.

– Знаете, – почему-то разозлилась я, – люди иногда могут просто помогать друг другу. Или в вашем высшем обществе такое не принято?

На этот раз он открыл глаза широко, на его лице снова появилось то самое выражение, которое мне хотелось определить про себя как плутоватое.

– А вот это уже стало бы подозрительно похоже на дружбу, от которой вы отказались.

Я не смогла придумать достойный ответ на это, поэтому только фыркнула, как это делал он, и процитировала, передразнивая его же:

– Что ж, это ваш выбор.

Он хмыкнул, а потом вдруг выгнул спину, словно ему что-то помешал лежать, но тут же снова вернулся в прежнее положение. Только полотенце упало со лба. Я хотела его поправить, но поняла, что оно уже не холодное.

– Вы весь горите, – кажется, я это уже говорила, но ситуация становилась хуже. – Давайте я смешаю вам и жаропонижающее?

– А вы большой эксперт по части экспресс-снадобий, да? – как будто даже удивился Фарлаг.

– Это вы считаете, что я вам все время вру, – я поднялась с кровати, собираясь вернуться в его кабинет. – А я действительно хочу со временем найти работу при аптеке или больнице. Там платят лучше.

Он промолчал. В тишине было слышно только его тяжелое дыхание.

Я сбегала в кабинет, смешала жаропонижающее, отметив про себя, что многие порошки уже на исходе, вернулась в спальню.

Меня не было от силы полторы минуты, но за это время Фарлагу стало заметно хуже. Дыхание стало еще тяжелее, а сам он провалился то ли в сон, то ли в забытье. По крайней мере, на мое предложение выпить снадобье никак не отреагировал, мне пришлось тормошить его, потом поддерживать за плечи, чтобы он смог выпить содержимое очередного стакана и не захлебнуться им. Напоив его, я снова смочила полотенце, чтобы обтереть ему лицо. После недолгого колебания расстегнула рубашку до конца.

Фарлаг никак на это не прореагировал, а вот меня внезапно накрыло осознанием того, что я сижу в темной спальне постороннего мужчины. Одна, на ночь глядя. И хотя мужчина этот определенно не представлял сейчас никакой потенциальной опасности для девичьей чести, мне все равно стало не по себе. До сих пор я воспринимала Фарлага как ректора. Преподавателя. Условно бесполое существо, пусть даже объективно вполне привлекательное.

Теперь же в мозгах что-то переклинило, и я посмотрела на него иначе. Как на мужчину. Надо сказать, что к своим почти двадцати годам я имела весьма скромный опыт общения с мужчинами. В романтическом плане – вообще никакой. Отец всегда был строг на этот счет. Настолько, что даже оказавшись в Орте, я так и не смогла переступить через его запреты, хотя он больше не контролировал меня так, как раньше. Возможно, дело было в том, что я пока так и не встретила того, ради кого захотела бы ступить на запретную для меня территорию.