Книга Волшебная гондола, страница 14 – Ева Фёллер

– Если бы я как-то могла помочь тебе до того, как уеду отсюда, – с искренним сочувствием сказала я.

– Конечно. Нам нужно принести воды, – бодро сказала Кларисса. – И в лавке тоже много дел.

* * *

Когда мы спустились вниз, Матильда встретила нас неприязненным взглядом. Она стояла за кухонным столом и нарезала внушительного размера копченую колбасу на кусочки, которые то и дело запихивала в рот. Рядом с ней за столом сгорбился дряхлый старичок, которого я заметила не сразу, потому что его заслоняло массивное тело Матильды. Наверное, это был ее муж, Якопо. Увидев меня, он дружелюбно улыбнулся.

– Вот она, – произнес он. – Еще один несчастный найденыш! Второй сын в нашей скромной лачуге! Как твое имя, сынок?

– Анна, – скромно сказала я.

– Как?

– Анна.

Он приложил руку к уху и вопросительно посмотрел на меня.

– Анна, боже мой, ты опять! – рявкнула Матильда.

Я вздрогнула, но тут же пожелала обоим доброго утра и поблагодарила их за ночлег.

– Время носить воду, – угрюмо произнесла Матильда.

– Считайте, что мы уже на полпути, – заверила Кларисса. Она поспешила наверх и принесла два жестко накрахмаленных чепчика, один из которых нахлобучила мне на голову.

– Так положено, – пояснила она.

Она под руку провела меня через магазин, и мы вышли на улицу.

– Разве мне не следует остаться здесь? – спросила я. – А что, если Себастьяно придет, чтобы меня забрать?

– Не переживай, этого не случится. Только что прозвонили прим ^[9]. До нон ^[10] он точно не заглянет. Но к этому времени мы обе точно успеем помыть голову.

В общем, мне ничего не оставалось, кроме как довериться ей, хотя я понятия не имела, что обозначают эти «прим» и «нон».

Наш извилистый путь пролегал по нескольким улочкам, через пару небольших мостов. Мы немного прошли вдоль канала, затем под арку и, наконец, оказались на церковной площади. Поначалу я и не пыталась запомнить дорогу, потому что не планировала надолго здесь оставаться.

При дневном свете даже полному тупице стало бы ясно, что он действительно оказался в прошлом. Не все улицы были вымощены, многие просто покрывала утрамбованная глина. В некоторых домах вместо стекол окна были закрыты вощеной тканью или выделанной кожей.

А главное, люди! Я знала, что пристально разглядывать незнакомых людей невежливо, но не могла удержаться. Все, кто попадался нам на пути, были одеты как персонажи старых картин Беллини ^[11], которые я видела в Галерее Академии.

Даже не обладая особыми познаниями истории, было легко понять, у кого есть деньги, а у кого нет: одежда бедных людей была поношенной, иногда даже порванной в клочья, а люди, которым повезло занимать более удачное положение, были одеты добротно, иногда даже изысканно.

Одни проходили мимо в простом и грубом облачении и крестьянских башмаках, другие – в шелках и бархате. Тут и там играли чумазые босоногие дети.

Так же контрастно выглядели и дома: покосившиеся, потрепанные хижины соседствовали с недавно построенными палаццо, украшенными фресками и мраморными балконами.

И лодки тоже: раскрашенные, сверкающие гондолы качались на воде рядом с гнилыми суденышками.

– Здесь нету бедняцких кварталов, – пояснила Кларисса в ответ на мой вопрос. Здесь совсем не так, как в Париже. Здесь бедный живет рядом с богатым, совсем близко. Здесь и в голову никому не придет сжигать во имя революции дворцы богатых, потому что это уничтожит и лачуги бедных.

Мы подошли к колодцу для сбора дождевой воды, который стоял посреди церковной площади. Вокруг колодца собрались женщины, чтобы начерпать воду, и для большинства из них, похоже, это была хорошая возможность поболтать. До нас уже доносились болтовня и смешки.

Кларисса наполнила ведро, которое взяла с собой, перекинувшись парой фраз с несколькими женщинами.

Я заметила, что привлекаю любопытные взгляды, и порадовалась, когда мы направились прочь.

Мы несли полное ведро вместе, чтобы было легче. Через некоторое время я взяла его сама, в конце концов, я была гораздо выше и сильнее, чем хрупкая Кларисса.

– Тебе приходится каждое утро носить воду? – спросила я.

– Кто-то должен этим заниматься. Матильде и так приходится тащить на себе кучу забот, и, кроме того, проснувшись, она должна позаботиться об утренней трапезе.

– Как недавно с колбасой?

Кларисса хихикнула и кивнула.

– А Якопо тоже не может носить воду, потому что у него нет половины правой ноги.

– Бог ты мой, – потрясенно сказала я.

– Он потерял ее в последней войне с Турцией. Кровожадный осман отрубил ее своей кривой саблей.

Я ярко представила себе это, и мне стало дурно.

– К тому же, он прекрасно слышит, – поведала мне Кларисса. – Он делает вид, что глухой, чтобы не приходилось вникать в вечное ворчание Матильды. Но не показывай, что ты это знаешь, потому что тогда ему придется за это поплатиться и он будет на нас зол.

– Пару часов я смогу потерпеть, – пообещала я.

Она посмотрела на меня сбоку, отстраненно, будто хотела возразить, но промолчала. Я уступила дорогу какому-то мужчине, который вел на веревке козу, а через пару метров чуть не упала в канал с перепугу, потому что на мостовой на корточках сидел попрошайка, который протянул мне усеянную язвами культю руки.

– Подайте по доброте душевной, милая девушка.

Я беспомощно замерла.

– У меня нет денег. Но могу предложить вам глоток воды.

– А чего покрепче нет?

– К сожалению, нет.

– Ну ладно, тогда давай воду.

Он расчетливо ухмыльнулся, глядя на меня снизу вверх, и здоровой рукой погладил меня по лодыжке, совсем не как калека.

– Милое дитя, подойди немного поближе, чтобы мне было легче пить.

Кларисса осыпала попрошайку ругательствами, от которых мое лицо залила краска. Я поспешно зашагала дальше. Надеюсь, Себастьяно не заставит себя долго ждать.

* * *

Завтрак состоял из стакана холодной воды, пары кусочков колбасы и слегка подсоленной массы непонятного состава в деревянной миске – Кларисса предположила, что это пшенная каша.

Колбаса пахла не так уж мерзко, но я не осмелилась ее есть. В ее оболочке могло скрываться что угодно, включая сальмонеллу. В конце концов, я точно знала, что эта колбаса ни разу не видела холодильника. И я сомневалась, что Матильда вымыла руки перед тем, как нарезать ее. Каша все-таки выглядела хорошо проваренной, и я, с некоторым усилием, сумела ее съесть.