
Онлайн книга «Крушение»
– Послушай-ка, Винсент! Даже в ванной. – Это вовсе не итальянская плитка. – Что? Пока Лео ходил по квартире, Винсент медлил у входной двери, ладонь все еще на дверной ручке. – Которая вчера треснула. Лео повернулся в длинном узком коридоре, пустом, если не считать банок с краской, кафельного резака и двух ящиков с инструментами в углу. – Так ты сказал маме. Он провел рукой по белой дверной раме – гладкой, блестящей, отлично окрашенной поверхности. – А проверка, кстати, как прошла? Они смотрели друг на друга, как смотрят друг на друга братья, знающие, что вынужденная ложь существует лишь до тех пор, пока ее не видно. – Винсент? Лео выдвинул два ящика с инструментами, продолговатые, как дорожные сундуки, и высокие, как грузовые поддоны. – Отцепись от ручки и сядь. Нам надо поговорить. – Зачем? – Затем, что я хочу спросить, какое ты знаешь самое крупное ограбление в истории Швеции? Скандинавии? Единственное, что не изменилось между ними – это та естественность, с которой Лео говорил о своих криминальных планах. – Ну же, Винсент. Самое крупное ограбление? То, что в другой компании прозвучало бы абсурдно, между братьями звучало как само собой разумеющееся. – То, что на вокзале? – И это говоришь ты, опытный грабитель? Оно принесло всего сорок пять лимонов. – Тогда – может, в Брумме? – Да. Брумму до сих пор никто не перекрыл. Пятьдесят три лимона. – Мы с тобой забыли про Ограбление века. – Нет. – Да. Там денег было до хренища. – Налетчики попались. Со всей добычей. Так что это не считается. Лео немного подвинул свой ящик, они должны быть поближе друг к другу. – Тебе удобно сидеть, братишка? – Говори, зачем пришел. – Так как? Удобно? Теперь представь себе добычу, взятую в Брумме. А потом подумай о налете, где ты… удвоишь ее. Нет, больше, чем удвоишь. – Что? – Этот налет совершу я. В четверг. Но у меня появилась маленькая проблема. Нас было трое. Теперь нас всего двое. Так что мне нужен еще один. Винсент поднялся с импровизированного табурета, прошелся по пустой квартире. Несмотря на мягкую, чтобы не повредить паркет, обувь, шаги простучали довольно громко. – Винсент, сядь. И чтобы заглушить шаги, заглушить голос старшего брата, чтобы заглушить это дерьмо, которое вечно все портило, Винсент в отчаянии ударил кулаком в красивую дверь спальни. Краска с нее посыпалась хлопьями. – Да сядь же ты! Я хочу просто поговорить с тобой! Он ударил снова, той же рукой; теперь потрескалась не только краска, но и дерево двери с зеркальной вставкой. – Неужели ты не понимаешь… Свежеокрашенное покраснело от крови – как и костяшки пальцев. – …что этого, именно этого дерьма я так боюсь, я ведь просто… знал! И как раз потому не хотел встречаться с тобой! Я так и знал, что ты выкатишь идейку насчет продолжить! Винсент пошел к ванной, кровь капала на пол, открыл кран, дождался, когда полилась ледяная вода, ополоснул костяшки, кисть, руку до локтя. – Лео, я просидел четыре года. Вышел с пятью сотнями монет и билетом на поезд. Понимаешь ли ты, насколько тяжело вернуться в общество, не вламываясь туда силой? Я, мать его, попробовал. Расплатился с комитетом поддержки потерпевших. И все-таки все черт знает как осложнилось, когда одна девушка узнала, что я сделал и где сидел. Ее родители, братья-сестры и друзья захотели, чтобы она перестала встречаться со мной. Я никогда больше не совершу преступления. Пойми ты! Винсент размотал рулон туалетной бумаги, обмотал руку в несколько слоев, чтобы кровь не просачивалась, потом вернулся и снова сел на ящик, придерживая «бинты» другой рукой. – Закончил? – Не понимаю, как у тебя сил хватает. Лео, ты не можешь просто перестать? – Самый крупный в истории. И одновременно, братишка, мы отберем у Бронкса все его гордость и самомнение. Мы станем охрененно богатыми, а он станет никем. Бумага на раненой руке размоталась, когда Винсент с отчаянием ударил себя в грудь. – Я обещал, что никогда больше не совершу преступления. Обещал себе самому, в душе. – Нарушь. – Что? – Обещание. Ты заработаешь на этом. Я беру риски на себя, но мне нужен еще один человек, чтобы свести их к минимуму. Рука снова начала кровить, удар в грудь оказался сильнее, чем он рассчитывал. – Лео! Ты не можешь просто… бросить, и все? Жить нормальной жизнью. Работать. – Нормальная жизнь? Что это? Носиться высунув язык и всего бояться? Как ты? Винсент, дело не в том, что ты боишься снова сесть в тюрьму. Этот легавый приехал к тебе. Арестовал. Допрашивал. Неужели ты не понимаешь, что именно этого он и хотел – разлучить нас! – Ты понимаешь, что я имел в виду. – Нет. – Папа верит тебе. – Неужели? – Если смог измениться я, то и Лео сможет измениться, он всегда так говорит. – Ах да. Вы же теперь работаете вместе, так что успеваете потрепаться. Винсент отвел взгляд, опустил глаза… может, он надеялся, что сам сможет рассказать брату об этом? – А потом? Как тебе видится, что ты будешь делать? После этого идиотского ограбления? – А потом, братишка, я исчезну. Вот поэтому я тут и разливаюсь. Хочу, чтобы ты был со мной. Я же тебя люблю, братишка. – И я люблю тебя. Но речь не об этом. – Мы исчезнем. Я хочу, чтобы ты исчез со мной. Мы с тобой против всего мира, верно? Балкон был со стороны гостиной – Лео увидел его, когда подходил к дому. И пока Винсент в последний раз обдумывал вопрос, словно разлегшийся на полу между двумя ящиками с инструментами, Лео открыл дверь и вышел на приятно холодный воздух, прохлада покусывала щеки, открытую кожу. Опершись о перила, он думал о младшем брате, который изо всех сил старался стать обычным. В жизни Винсента не было места тайным углам. Два глубоких вдоха-выдоха; он повернулся, чтобы возвратиться в квартиру, и тут заметил банку из-под кофе, с окурками. Винсент не курил, но эти были ему знакомы. Самокрутки. Бумага «Рисла» и табак «роллинг». Отец. – Лео! Винсент так и сидел на ящике, подавшись вперед. – Нет. – Нет? |