Книга Инквизитор, страница 26 – Борис Конофальский

— Ну, спасибо вам, — произнесла она и ушла.

— Эх, — сказал Ёган, — вот это девка, у нас в деревне на нее все мужики облизываются.

— Ну не мудрено, статная девица.

— Зад у нее волшебный, у нас один мужик говорил, что дал бы крейцер, если б она позволила хоть один палец ей в зад засунуть.

— Вот как, — солдат усмехнулся.

— Я б тоже дал бы крейцер, я вот думаю, — начал было Ёган.

— Ты сколько раз сделал? — Перебил его Волков.

— Сто двадцать два.

— Доделывай давай, а то до ночи будешь стену тыкать, а тебе еще коней чистить. Стоит он… мечтает про бабьи зады.

Ёган вздохнул и отвернулся к стене.

— И еще, чуть не забыл, — вспомнил солдат, — одежду, ту, что сегодня купил, постирай и высуши к утру.

— Ага, повешу, у огня высохнет.

— Не вздумай, это шелк, стоит огромных денег, спалишь мне одежду, она легко горит.

— А что, вшей не выжигать?

— Это шелк, в нем не бывает вшей.

— Удивительно.

Утром они были на ногах с первыми петухами. Поденщики, ночевавшие в харчевни, с завистью смотрели на сковороду жареной колбасы с яйцами, на теплое молоко с пшеничным хлебом и медом, которые носила на стол солдата Брунхильда. Она мудрено подвязала волосы лентой, которую ей подарил Волков, а он сидел за столом и откровенно любовался ее. Ловкая, сильная, грациозная. Ему было наплевать и на синяк, и на отсутствие зуба, и то, что ухо еще было фиолетовым. Для солдата это были незначительные мелочи, а вот длинные ноги, широкие бедра, красивые плечи и тяжелая грудь под ветхой кофтой и нижней рубахой его очень даже трогали.

Когда Волков поел, она принесла еще хлеба Ёгану, который сел доедать за солдатом. Хотела уйти, но Волков поймал ее за руку.

— Чего еще? — С вызовом спросила девица.

— Ты красавица, наглядеться не могу.

— Ой, вы прям спозаранку начали.

Солдат молча разогнул указательный палец девушке и надел на него серебряный перстень со стекляшкой, тот, что забрал у купчишки.

— Мне? — Искренне удивилась Брунхильда.

— Да нет, мамаше твоей, — съязвил Ёган.

Она даже не взглянула в его сторону, неотрывно разглядывала перстень.

— Нравится? — Спросил солдат.

— Нравится то нравится, а чего это вы мне кольца-то дарите? Благородные простым кольца не дарят.

— А я и не благородный.

— Да хоть и так, а все одно — думаете как благородный. Думаете, подарю ленту, да кольцо, а потом буду тискать на конюшне.

— А что ж, замуж ему тебя звать что ли? — Опять съязвил Ёган.

— Тебе-то, голодранцу, замуж меня звать — пустое, даже будь ты не женат, — высокомерно заявила девица, — и если господин твой позовет, я ещё и то думать буду.

— Наглая, а? — Восхитился Ёган и хотел было дать ладонью девице по заду, но та грациозно увернулась и гордо ушла. — Ну не наглая, а?

— Доедай и коня мне седлай.

— А мне не седлать?

— Тебе нет, я поеду к монахам, пусть руку еще раз посмотрят.

— А, что, опять болит?

— Нет. На удивление. Монахи — добрые лекари. Как у них были, так плечо с тех пор ни разу еще не болело, а про ногу так вообще забывать стал. Хромаю только из-за старой раны.

— Может, мне с вами? Дороги то не спокойные.

— Что за дурь? Я же не девица. Я, что, до монастыря один не доеду?

— Доедете, конечно, — согласился Ёган, — только вдвоем надежнее было бы.

— Нет, ты возьмешь телегу купчишки и поедешь к кузнецу. Поговори с ним, может, он эту рухлядь в добрый тарантас превратит? Может, новые оси железные поставить?

— Поговорю, господин. Только, скажу вам честно, из этой рухляди путного ничего не выйдет. Купчишка за телегой не следил. Гнилая она.

— Тогда будем новую присматривать. И конягу простого, не боевого же в нее впрягать.

— Найдем, господин.

— И не забудь у него мои поножи забрать. И болты к арбалету.

— Заберу, господин.

Совсем скоро солдат забрался на лошадь и отправился в монастырь. Сильно не гнал, но и шагом не плелся. Доехал быстро. Как в прошлый раз, не без скандала с привратником-толстяком попал к отцу Ливитусу на прием.

— Вы оторвали нас от утренней молитвы, — назидательно заметил монах. — Я общался с Богом.

— У вас и у Бога впереди бесконечность, а у меня сегодня куча дел. Так что вы уж извините. К тому же, две козы стоят утренней молитвы.

— Не богохульствуйте, сын мой, — монах погрозил пальцем, едва заметно усмехнулся.

— Я принес деньги, — солдат протянул монаху две монеты по пять крейцеров.

Отел Ливитус денег брать не стал, их взял брат Ипполит.

— Вы жертвуете на доброе дело, — произнес монах. — Господь не забывает о таких делах.

— Никогда не сомневался в этом.

Брат Ипполит помог солдату раздеться.

— Как вы себя чувствуете? — Спросил отец Ливитус.

— Намного лучше.

— Ну, что же, вижу. — Монах стал осторожно разминать левую руку солдата. — Получше стала, получше. Но это не от мази, это от перетяжки. Брат Ипполит, накладывайте повязку снова.

— И долго мне ее носить?

— Если хотите владеть рукой, то до зимы.

— До зимы!? — Удивился солдат.

— Да, сын мой, до зимы. Вам разворотили суставную сумку, я вообще удивляюсь, что вы можете ее поднять.

Брат Ипполит примотал руку к торсу бинтами накрепко.

— Так, давайте, показывайте ногу. Ну, тут все заживает как на младенце. Жара, озноба не было?

— Нет, не было. Чувствую себя нормально. — Он вздохнул. — Неужели придется носить бинты до зимы?

— Да, сын мой, придется.

— Я хотел завтра покинуть ваши края. Кстати, а что вы говорили про сохранность зубов? Какой-то мел нужен, сарацинская вода?

— Мы вам все приготовили.

— Сколько с меня?

— Вы уже за все заплатили, — сказал отец Ливитус. — Брат Ипполит вам все уже приготовил. И для зубов, и для плеча. И бинты, и мазь. Если не уедете — через три или пять дней приезжайте. Поглядим вашу руку.

— Все-таки уеду.

— Жаль. Такой человек нам в графстве был бы нужен.

— Нужен?

— Нужен. Вы же видите, что порядка нету.

— Я много где был. Сейчас порядка нигде нету. Война столько лет идет, да и чума еще.