Онлайн книга «Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель»
|
– Я первым ворвусь во дворец. Кто посягнет на твоего сына – умрет. – Жаль, у нас нет головы Медузы, – кривая, мертвая улыбка бродила по лицу Мегапента. – Это все сильно упростило бы. Ты зря отдал ее Афине, Персей. Персей молчал. – Жаль, – вместо мужа ответила Андромеда. Это были первые слова, которые она произнесла за все время. – Но у нас не было выбора. В руке жена Персея держала волос, разглядывая его с таким вниманием, словно в пальцах извивалась ядовитая змея. Волос блестел серебром – первая седина в смоляных кудрях Андромеды. Со стороны могло показаться, что женщина сейчас закричит от ужаса. Нет. Не закричала. – Я не знала, что это будет так, – сказала она, показывая волос мужу. – Это только начало, – ответил Персей. – Не бойся. ЭПИСОДИЙ ШЕСТОЙ
Куда бежать, куда скрыться тому, кто власти богов боится как тирании, мрачной и беспощадной? Где найти такую землю, такое море, куда бы эта власть не простиралась? В какую часть мира сумеешь ты, злосчастный, забиться и спрятаться, чтобы поверить, будто ты ускользнул от бога? Плутарх Херонейский, «О суеверии» 1
– Проклятый! – Фигушки! – Проклятый! – А вот и нет! – А вот и да! – Ерунда! – А я говорю, едет! И не спорь со мной! Кто придумал зиму? Наверное, самый вредный из богов. Нефела, хозяйка облаков, угнала свои кудрявые отары на край света. Взамен ее белорунных овечек Борей-северянин пасет в небе стада туч-быков. Ох, и бугаи! Злобные, черные. Истоптали поднебесье, превратили в жирную грязь. Солнышка за их спинами – ищи-свищи, щурь глаз. Льются на землю дожди – бычий пот. Пастухи кутаются в шерстяные плащи, бранятся. Ночами в шалашах жмутся друг к дружке. Рыбаки выйдут в море – зубы стучат звонкими систрами [99] . Пальцы крючит, спину ломит. У очага хорошо, да на всех очагов не напасешься. Зябкая, ознобная пора. – Ха! И зачем бы Проклятому к нам ехать? – А затем! – Хо! И к чему бы Проклятому в Тиринф собираться? – А к тому! – Хы! И какого… – А такого! Вот спроси Амфитриона! – А он знает? – Он знает! – И спрошу! Амфитрион! Эй, Амфитрион! – Чего тебе? – Твой дедушка Пелопс и вправду к нам едет? – Ага, – кивнул мальчик. – Со дня на день ждем. Вредные братья-Спартакиды в голос захохотали, радуясь невесть чему. Они тащились за Амфитрионом от самой палестры, упрямо взбираясь на склон холма. Братьев в акрополе никто не ждал, и чего они хотели – загадка, хоть оракула спрашивай. Все трое сняли сандалии, изгваздавшись в грязюке по колено. Ноги задубели, но это ладно – пятки отмыть проще, чем обувку. Пятки можно вообще не мыть, если мама не видит… – Амфитрион! – Ну? – А у тебя плечо белое? – Нет. – Покажи! – А то ты не видел… – Покажи! Должно быть белое… – Иди ты в задницу! – Ну, задницу покажи… – Белую! – Из слоновой кости! Братья заржали двумя жеребцами. Плечо мальчика – это была их новая, свежайшая забава. А главное, винить Амфитриону было некого, кроме себя. За осень он крепко преуспел в знании своей родословной, и знание, случалось, слетало с языка быстрее, чем ловец-разум успевал схватить его за хвост. Десять дней назад он рассказал Спартакидам, как прадедушка Тантал, интересуясь божественным всеведением, подал Олимпийцам, лучшим друзьям Тантала, дедушку Пелопса – любимого сына – в виде жаркого с травами и кореньями. Собственно, эту историю Амфитрион знал и раньше. Новостью для него стало известие, что Деметра Законодательница [100] по рассеянности слопала-таки плечо дедушки Пелопса. Отрыгнуть съеденное богиня отказалась наотрез. С воскрешением «жаркого» пришлось долго возиться, заменяя плечо новым, костяным. С тех пор у всех потомков Пелопса одно плечо – белое. Мальчик вспомнил, как долго, уединившись в тихом месте, изучал свои плечи. Чуть шею не вывихнул. Левое и впрямь казалось белее правого. Мама велела ему помыться, и была права – разница исчезла. – Ты рад приезду дедушки? – Уймись, Ликий. – Нет, ты рад? – Уймись, Фирей. – А кого ты больше любишь: дедушку Пелопса или дедушку Персея? – Дедушку Персея. – Ну и дурак! – Сам дурак! – Нет, я умный. Я за Пелопса… – Приехал Пелопс в Олимпию, – поддержал брата Ликий. – Раз, и Олимпия его! Приехал Пелопс в Аркадию. Раз, и Аркадия его! Приехал Пелопс во Флиунт. Раз – и Флиунт его! Приехал Пелопс в Тиринф. Раз – … – Раз, и в глаз! – оборвал болтуна Амфитрион. – А дедушка Персей? Братья покатились со смеху. Чумазые, как два пьяных сатира, они визжали, хрюкали – словом, животики надрывали. Над ними, близясь с каждым шагом, нависала громада тиринфской цитадели. Амфитриону мерещилось, что сама крепость хохочет за компанию со Спартакидами. Драться не было смысла. Спорить – тоже. Все изменилось, и спорить с правдой – только лоб расшибить. «Мой дедушка – Истребитель. Что бы ни случилось, как бы ни обернулось – Истребитель. Это навсегда. А невежды пусть ликуют. Невеждам только палец покажи. Зато мудрецы – о-о, мудрецы знают…» – А правда, что у твоего дедушки Пелопса есть волшебная колесница? – Отстань. – А правда, что она идет по морю, как по суху? – Отстань. – А правда, что ее твоему дедушке Посейдон подарил? – Правда. Доволен? Вали отсюда… – А за что он ему колесницу подарил? – В знак дружбы. – Дружбы? О-хо-хо! Уа-ха-ха! Амфитрион обернулся. Гады-Спартакиды издевались. Один задрал хитон, оголив тощие ягодицы. Второй пристроился сзади, изображая пылкую дружбу между Владыкой Морей и дедушкой Пелопсом. Оба дергались и кривлялись. Со стен на братьев, потешаясь, глядели дозорные. Крикнуть бы во все горло, подумал мальчик. Кинуться в драку – да куда там… Честное слово, лучше быть дураком. Чем больше знаешь, тем больше печалишься. Дедушка Пелопс в юности действительно был любовником Посейдона. И колесницу получил за этот подвиг, ни за какой другой. Наклонился, подставился – вот тебе, дружок, и волшебный хомут, и волшебное дышло, и поскачем-ка в края блаженных… |