Онлайн книга «Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель»
|
Перун Громовержца, ударь он ночью во дворец, объятый сном, исполин-гекатонхейр, восстань он из недр земли с целью разрушить акрополь, второй потоп, залей он Арголидскую долину – все напасти, вместе взятые, учинили бы меньший переполох, чем этот безумный вопль. – Вставайте! Хватит спать! Мужчины хватались за оружие, развешанное по стенам. Дозорные на стенах, не в силах покинуть пост, до рези под веками вглядывались в сумрак двора. Вопя, как резаные, выскакивали из гинекея нагие женщины. Казалось, враг уже здесь, и волочит их за волосы навстречу рабству и насилию. Мчались мальчишки, выставив перед собой ножи – подарки отцов и старших братьев. Кто-то распахивал оружейные кладовые, призывая разбирать копья. Ковылял Алкей-хромец, проклиная сухую ногу. Бежал Сфенел с мечом в руке. Братья забыли о вчерашнем разговоре, о призраке мятежа. Человеческая плоть выплеснулась из дворца, как вино – из кратера, опрокинутого властной рукой. В едином порыве, готовые сражаться до последнего, они сбегались отовсюду, ибо Персей Горгофон звал сорванным голосом: – Ко мне! И откликалось эхом: – Что? – Кто? – Где?! В испуге разбежались тучи. Ветер, вольный пастух, ринулся вдогон. Луна залила двор желтым молоком. Внизу, под холмом, проснулся город. Гвалт тиринфян вплелся в какофонию, царившую на акрополе. Судя по всему, горожане решили, что Пелопс Проклятый явился в гости заполночь – ворвавшись с отрядом в дремлющую крепость, как и следует доброму другу и близкому родственнику. Горгоны – те, кто ночевал дома – бежали по склону на выручку своему предводителю, собираясь на бегу в крепкий, опасный кулак. А предводитель, голый как при рождении, бешеный, как при взятии Аргоса, пьяный, как сатир в кругу нимф, кричал без умолку: – Ко мне! Сюда! Я стал прадедом! И, после краткого, оглушительного мига тишины: – Ну, стану. Скоро… – Ты уже прадед, – осторожно сказал Алкей. Верный раб разложил для него ременной дифрос, и Алкей, кряхтя, сел. – Моя дочь тебе кучу правнуков нарожала. И правнучку. Что-то я не помню, чтоб ты так орал… – Правда, – огорчился Персей. – А я забыл… И снова воспрял: – Так то ж какие внуки? А эти, знаешь, какие! – Какие? – А такие, что прадед – брат правнука! Уяснив, что битва откладывается, толпа заворчала. По старой памяти они еще боялись Убийцу Горгоны пуще смерти. До открытых обвинений в безумии – или, не приведи боги, рукоприкладства – дело не дошло. Но бунт зрел в груди людей, грозя однажды вырваться потоком кровавого гноя. – Тихо! – велел Алкей. Странное дело – ему подчинились. – Мы тебя слушаем, отец. – Его! – Персей вытолкнул вперед бледного человечка. – Его слушайте! – Кто это? – Гонец, – прохрипел человечек. – Гонец я… из Мессении… Он проклинал свое скромное желание заночевать под крышей, а не в чистом поле. Голод и усталость толкнули гонца, прибежавшего после заката, к воротам цитадели – вместо того, чтобы дождаться рассвета в кустах. Караульщики отнеслись к бедняге с пониманием. На кухне ему дали холодной баранины и пива. Но во дворе, бредя в общую спальню, он наткнулся на Персея, вышедшего по нужде – и влип, как муха в мед. – Говори! – Горгофона, ваша сестра, – гонец поклонился Алкею со Сфенелом, – благородная супруга Периера Мессенца… – Короче! – …говорит вам: «Радуйтесь!» Она… – Беременна! – догадался Сфенел. – Если Горгофона в тягости, – Алкей выразительно постучал себя по лбу, смутив брата, – я не удивлюсь. Сколько у нее сыновей? – Трое, – подсказала Алкею жена. – Тиндарей, Афарей и малыш Левкипп. – Где трое, – отмахнулся Алкей, – там и четвертый. Сестра плодовита. Но ее дети – внуки нашему отцу, а не правнуки. Будем рассуждать здраво. Малыш Левкипп отпадает. Афарею… – …семь лет, – бросили из толпы. – Вряд ли. Женщины загомонили, соглашаясь. – Значит, Тиндарей, старший. Он женат? На ком? – На прекрасной Леде, – встрял гонец. – Дочери этолийского правителя Фестия. – Так это Леда понесла? – Леда. – От кого? – выкрикнул из толпы злой шутник. Хохот был ему ответом. – От мужа, – твердо ответил гонец. – И от Зевса. – Златой дождь? – не унимался шутник. – Бык? – Лебедь. – Лебедь? Толпа взвыла от разочарования. Толпа предпочла бы жеребца. – Значит, от мужа и от Зевса, – подвел итог Алкей. – И что муж? – Радуется, – пожал плечами гонец. – Сперва поколачивал супругу. Шлюха, мол. А теперь радуется. Сказал: если от Зевса, значит, не обидно. – Пифию спрашивали? – А как же! Съездили в Дельфы, пожертвовали, сколько надо… Пифия говорит: близнецы. Один от смертного, второй от бога. А который от кого – неизвестно. Жизнь, мол, покажет. Велела назвать близнецов Диоскурами [104] . Обоих, на всякий случай. – Как Леда носит? – Удачно. Ваша сестра так и передает: удачно. – Небось, яйцо снесет! – завопил шутник. – Два яйца! На этот раз его не поддержали. Даже пригрозили оторвать то, что Леда якобы должна была снести. Странность заявления Персея – о правнуке, который брат прадеду – обрела смысл. Загорелись споры. Обсуждали способы различения близнецов: Зевсида от Тиндарида. Пророчили братьям грядущую судьбу – естественно, вражду до смертного одра. Семейная, мол, доля. Небось, во чреве уже грызутся. Кто-то спросонок взялся пророчить верную дружбу – дурака засмеяли. Помянули Горгофону, готовящуюся стать бабушкой – женщину властную, суровую, характером удавшуюся в мать Андромеду. Мужа, если верить сплетням, Горгофона держала в ежовых рукавицах. Даже заявила при людях, что помри этот – ничего, выйдем замуж за другого. Вон их сколько бегает… Женщины тайком вздыхали – не случалось ранее, чтобы вдовы второй раз вступали в брак. Но если Горгофона откроет им заветную дорожку… – Родится дочь, – невпопад вздохнул Сфенел, – назову Медузой [105] . – Назови, – кивнула сыну Андромеда, стоя поодаль. – Хорошее имя. И никто не заметил, что Персея с ними давно нет. 6
…он выскользнул из дворца, как змея из старой кожи. |