Книга Никаких принцесс!, страница 38 – Мария Сакрытина

Толстяк уходит, но напоследок объявляет грозно, что он про нас все равно еще напишет, но теперь это нам совсем не понравится.

— Виола! — слабо выдыхает Дамиан, когда я запираю дверь ложи. — Это же… — и тот же набор шипящих звуков.

— И?

Дамиан смотрит на меня и пытается сформулировать — долго, еще минут пять. Оказывается, этот толстяк — местный гений литературной мысли. Пишет только трагедии, про любовь — все женское население обливается слезами, когда этот доморощенный Коэльо осчастливливает их еще одним шедевром. Дамиан уверяет, что глаголом жжет этот «Шипящий» получше драконов, а чувства, им описанные, такие яркие и душещипательные, что слезы прямо сами наворачиваются. Особенно когда в последней книге он убил главную героиню…

На этом месте я Дамиана прерываю и аккуратно интересуюсь, где это он узнал такие подробности. Дамиан краснеет, и я понимаю, что этот Коэльо — его кумир. И да, Дамиан читает слезливые мелодрамы.

— Дамиан, нам нужно серьезно поговорить.

— Да, Виола…

— Я могу сделать для тебя очень многое, но если этот толстяк напишет о нас свою трагедию, я ему лично докажу, что рукописи очень даже горят.

Дамиан моргает, смущенно смотрит на меня и кивает.

А я придумываю коварный план: потренироваться с флером, изменить таким образом внешность, прийти к этому литературному гению и рассказать ему трагедию про нас с Ромионом. И сразу сказать, кто из нас умрет. Конечно же, Ромион. И так бы подгадать, чтобы этот шедевр вышел аккурат накануне местного первого апреля.

Ромион меня не простит, но, черт возьми, это будет весело. К тому же музу этого гения надо чем-то занять. А то ведь напишет…

Остаток спектакля я смотрю на Дамиана и пытаюсь понять, как суровому демонологу могут нравиться такие вот слезливые истории.

Тем временем действие на сцене немного разбавляет хлынувший ливень, но так как с платьицем актрисы творится то же, что стало бы с моим, не забери я у Дамиана его плащ, то на сцену зрители смотрят лишь усерднее.

Скажу честно, даже мне делается интересно — в конце, на том месте, где русалочка решает выброситься в море и не убивать своего возлюбленного. В этой версии она так картинно рыдает с кинжалом в руках, голая и мокрая, что мне даже становится ее жаль.

И да, в этой версии корабль принца тонет вместе с ним и его молодой женой. А русалочки, готовой спасти возлюбленного, больше нет, потому как она уже стала пеной морской. Все умирают. Занавес.

— Мне кажется, конец там был немного другой, — задумчиво говорит Дамиан, глядя, как потрясенные зрители понемногу покидают зал.

— Угу. И я даже знаю, кто его изменил.

Дамиан удивленно смотрит на меня, но сказать ничего не успевает: в дверь стучат, и когда я открываю, готовая прогнать назойливого писателя к черту на рога, вместо него мальчишка-лакей передает мне приглашение пройти за кулисы. Лично мне, Дамиан может остаться, потому что королева Изабелла желает видеть только принцессу Виолу.

— Ты одна никуда не пойдешь, — тут же объявляет Дамиан.

— Я одна никуда не пойду, — повторяю я мальчику.

Тот пожимает плечами — дескать, «не мое дело» — и ведет нас за кулисы, в святая святых сиернского театра.

«Святая святых» находится в здании за сценой. Я насчитываю три этажа: длинные узкие коридоры, время от времени прорезаемые светом фонарей сквозь узкие окошки. Ряды дверей, наверное, в гримерные, напоминают общежитие Дамиана. Что меня удивляет: идеальный порядок и тишина. В коридорах пусто, за дверьми слышны только приглушенные голоса — специально приглушенные: «тише-тише» раздается, стоит говорящим расслышать наши шаги. Атмосфера в целом напряженная, что меня удивляет: я всегда думала, что в гримерках актеров черт знает что творится. Во всех фильмах так показывают, и в паре книг я описания встречала. Здесь — как на кладбище, и так же мрачно.

Мы поднимаемся по мраморной лестнице наверх: мальчик-провожатый замедляет шаг и начинает красться на цыпочках. А когда стук моих каблуков раздается по мрамору — я схожу с узкого бордового ковра, которым застелена лестница, — мальчишка вздрагивает, оглядывается на меня и прижимает палец к губам.

— А что? — шепчу я. — Мы разбудим монстра?

Дамиан за моей спиной тихо смеется, а мальчик в ужасе смотрит на нас и ступает еще тише. Наверное, будь его воля, он совсем бы исчез, стал невидимым, а лучше и вовсе растворился в воздухе.

Мы приходим к единственной двери в коридоре на третьем этаже. Мальчик останавливается перед ней, мнется…

— Королева здесь? — интересуюсь я. В полный голос.

Мальчишка снова делает знак — мол, тише — и скребется в дверь. А потом, не получив ответа, приоткрывает ее и отскакивает в тень коридора. Пожав плечами, я шагаю вперед, собираясь зайти, но Дамиан меня обгоняет. В итоге перед дверью образуется небольшая давка, потому что мы с Дамианом пытаемся зайти одновременно, но дверь тяжелая, открывается не полностью, на полпути ее заклинивает, и она печально скрипит на несмазанных петлях. Очень мрачно, прямо как в фильмах ужасов. Сразу ясно, что мы идем к тому самому монстру, которого здесь так боятся разбудить. Призрак театра.

Дамиан наконец отпихивает меня от двери, заходит первый и останавливается на пороге.

— Я звала не тебя, — недружелюбно говорит ему усталый голос Изабеллы. — Выйди, мальчишка, и закрой за собой дверь.

Дамиана это нисколько не смущает.

— Вы звали Виолу, и я хочу знать зачем.

— Я тоже! Тоже хочу! — восклицаю я, выглядывая из-за плеча Дамиана. Мне открывается темная комната с одной-единственной зажженной свечой у громадного зеркала да уютными креслами и диванчиком у стеклянного столика, на котором стоит внушительная корзина спелых ароматных яблок. Мне тут же хочется съесть хотя бы одно, но я вспоминаю вкус комплексного и дополнительных противоядий, и аппетит пропадает.

Дамиан двигается так, чтобы полностью закрыть меня, а сидящая у зеркала королева Изабелла устало вздыхает.

— Клянусь, я хочу только поговорить. И не желаю зла ни тебе, ни Виоле.

Дамиан еще какое-то время сомневается, но я стучу его по плечу и говорю, что мне надоело стоять на пороге и к тому же это невежливо — вся эта ситуация.

— Хоть кто-то здесь помнит о манерах, — улыбается одними губами королева, когда Дамиан меня пропускает. Дверь закрывается, оставляя испуганного мальчишку-слугу в коридоре. А я немедленно прохожу к уютному диванчику — он к зеркалу ближе всего.

Изабелла выглядит плохо. Сумерки многое скрадывают, но тени под глазами и нездоровую бледность убрать не могут. Этим она очень напоминает мне Дамиана, так что я, забыв о манерах, спрашиваю:

— У вас все в порядке?

Королева, прищурившись, смотрит на меня и надменно поднимает подбородок. Если и не в порядке, понимаю я, она ничего не скажет. Ну конечно, не думала же я, что она станет жаловаться?