Онлайн книга «Золотарь, или Просите, и дано будет…»
|
Перестала. Пискнув, улетела на диван. — Алло, Черный! У нас фиксация! Врачей! Срочно!.. Надо мной склоняется Карлсон. Его лицо плывет в тумане. Мерцает темный ореол. Протуберанцы мрака. Лепестки… — Орхидея… — Что? Он наклоняется ниже. — Орхидея, — хриплю я. — Черная. Ваниль. Выброс — там… 4 Боль ерзала между ног пьяной шлюхой. Пристраивалась, разевала губчатый, резиновый рот. Чмоканье. Вопль обезумевших нервов. Ураган адреналина в крови. Скорчившись зародышем, Золотарь мечтал о материнской утробе. Никаких вторичных половых признаков. Да и с первичными — не очень. Тихо, мокро, безопасно. Объяли меня воды до души моей… Сознание отплывало прочь на бумажном кораблике — и возвращалось, не солоно хлебавши. Мачта — спичка, парус — клочок газеты с некрологом. «Нелепый случай вырвал из наших рядов…» Озноб. Трясучка. В затылке бьют куранты. Нет, это оркестровые тарелки. Шопен, похоронный марш. «Нелепый случай…» Он не знал, какая здесь доля реальной травмы, а какая — извечного мужского ужаса. «Будешь мочиться в пипетку! — шептал кто-то голосом Мышиного короля. — Будешь!.. всю жизнь…» Сунь голову в колени, брат, подсказывал Щелкунчик. Скрутись бубликом. Стань плоским, нездешним, бесполым ангелом… Удар в пах. Последствия. Поиск. Медицинская подготовка телохранителя. «Ушибленные половые органы охлаждайте снегом, водой или льдом. Гораздо эффективнее новокаиновая блокада, но лишь специалист сумеет ввести новокаин шприцем в семенной канатик. Жестокий удар перекручивает подвеску придатка яичка в мошонке. Необходима срочная хирургическая операция, иначе яичко омертвеет и станет бесплодным…» Link: ФОРУМ и любовь. Знакомства. Поможем друг другу обрести любовь… Уйди, хрипел Золотарь. Уйди, сволочь. Он не знал, что хуже. Пока буквы складывались в слова, давая ценные советы, боль отступала. Ждала, пока останется тело и сознание, и никого постороннего. Жизнь без боли? — но и без жизни. Кажется, прокаженные не испытывают боли. Гниют заживо от любой царапины. Гниют, и не замечают. Уйди! Пусть болит! «…факт размозжения яичка определяется лишь при операции. Снаружи мошонка выглядит невредимой, и даже ультразвуковая диагностика оказывается бессильна. Размозженное яичко подлежит удалению. Обилие кровеносных сосудов обеспечивает колоссальные гематомы в результате внутренних кровотечений…» — Встать можешь? — Ы-ы… — Не может, етить-колотить. Ната, помоги мне. Надо посадить его. — Зачем? — Надо. Золотарь и пикнуть не успел, как уже сидел на полу. Натэлла заглядывала ему в лицо, взволнованно моргая. Бегемоточка — телохранитель, подумал Золотарь. Небось, с медицинской подготовкой. Возьмет шприц, введет новокаин в семенной канатик… — Выпрями ему ноги. Над ухом сопел Карлсон. Туша толстяка громоздилась за спиной. Хотелось откинуться, лечь в мягкое, дышащее. Но злой Карлсон не позволял. Напротив, он коленом изо всех сил уперся Золотарю чуть пониже лопаток. Лапы вцепились в плечи пострадавшего, оттягивая их назад. Охнув, Золотарь выпрямился и прогнулся. Карлсон ухватил его под мышки. Натужился, приподнял. Опустил на место. И снова. И опять. Вверх-вниз. Вверх. Вниз. Как в автобусе, прыгающем на колдобинах. — Что ты делаешь? — Кин-кацу. Золотарь понял, что ему легчает. И что он сошел с ума. Карлсон делает ему кин-кацу. Чунгу-чангу. Хару-мамбуру. Народный папуасский метод реанимации. Однако Натэлла что-то там поняла. — Откуда знаешь? Толстяк, пыхтя, застеснялся: — Я в институте каратэ занимался. Немножко… — Тебя часто били по яйцам? — догадалась Натэлла. — Иди на фиг, жиртрест. Нас учили, как спасать. — Сам жиртрест. «…исходя из того, что мошонка является мышечным образованием, попытайтесь натренировать способность прятать яички в паховом канале. Специальные упражнения для этого проделывают десантники, чтобы уберечься от травм при прыжках с парашютом…» — Хва-а… хватит… — Что — хватит? — Кончай меня-а… трясти… Золотарь в жизни бы не признался, что говорит не пойми с кем. Требует. Настаивает, лишен возможности назвать собеседника по имени. Но мельтешение услужливой, черт бы ее побрал, информации прекратилось. — Хорошо, — со знанием дела сообщил Карлсон. — Басит, етить… Слышишь, Натка? Басит. Значит, хорошо. — Почему? — Вот если бы дискантом, тогда хреново… Эй, Фаринелли! Ты как? В другое время Золотарь послал бы Карлсона в задницу. Но сейчас, слыша, как срывается голос хохмача, как дрожат его руки… Карлсон боялся до мокрых штанов. И боролся со страхом, как умел. — Живой… Как Шиза? — На диванчике. В обмороке. — Врача вызвали? — Тебе? — Нам. — Ага. Едут, етить-колотить… — Долго они… едут… — В центре пробки. — В жопе у них пробки… От брани полегчало. Или от Карлсонова кис-киса? Боль сползла ниже, притихла, облюбовав себе внутреннюю поверхность левого бедра. Должно быть, сплошной синяк. Шиза во второй раз промахнулась. Или это он успел так ловко повернуться? — Где Рита? — В ванной. Макияж наводит. — Нашла время… — Дурак ты, — беззлобно сказала Натэлла. — Дурак с яйцами. Ой, слава богу, что с ними… — Ты рукой, — дал совет Карлсон. — Потрогай. Сразу и выясним, что с ними. Бегемоточка улыбнулась: — Да я хоть чем. Лишь бы все в порядке. Я тебе нравлюсь, Золотарь? — Ы-ы… — Это значит «да»? — Это значит отпусти мои ноги. Попробую встать. 5 — Ты куда? — В сортир. — Я с тобой! — Брось, Натэлла… — Это ты брось! Нечего стесняться… — И что ты там будешь делать? Держать пострадавший орган? — Понадобится, придержу. И вообще, не ходи никуда. — Почему? — Сперва ты должен показаться врачу. — И что мне теперь? Терпеть до прихода врача? |