Книга Город зеркал. Том 1 , страница 45 – Джастин Кронин

– Ты мне так и не сказал, где учишься.

– Это ты прав. Невежливо с моей стороны.

Он пошевелил пальцами в воздухе.

– «Организменная и эволюционная биология».

Я никогда не слышал о таком курсе.

– Это профильная дисциплина?

Он наклонился, открывая одну из коробок.

– По крайней мере, так у меня написано. Кроме того, звучит смешно. Даже несколько грязно. – Он поднял взгляд и улыбнулся. – Что? Не то, что ожидал?

– Я бы сказал… не знаю… что-то более жизненное. Может, история. Или английский.

Он достал кипу учебников и принялся раскладывать их по полкам.

– Позволь тебя спросить. Из всех предметов в этом мире почему ты выбрал биохимию?

– Наверное, потому, что у меня с ней всё хорошо получается.

Он развернулся, уперев руки в бедра.

– Ну вот и всё. Суть в том, что я настолько помешан на аминокислотах, что в мартини себе их лью.

– Что за мартини?

Его лицо сделалось озадаченным.

– Джеймс Бонд! Взболтать, но не размешивать! В Огайо таких фильмов не показывают?

– Я знаю, кто такой Джеймс Бонд. В смысле я не знаю, что такое мартини.

Его рот растянулся в добродушной ухмылке.

– Ага, – сказал он.

Мы пили уже по третьей порции, когда на лестнице послышались шаги и женский голос позвал его по имени.

– Заходи! – крикнул Лир.

Мы оба сидели на полу, а вокруг нас стояло снаряжение Лира. Я еще не встречал в жизни человека, который бы путешествовал не только с 0,9 джина и бутылкой вермута, но и с полным набором барных приблуд – мерным стаканом, шейкером, крохотными ножичками, – тем, что только в старых фильмах увидишь. В луже талой воды лежал пакет с кубиками льда, рядом с открытой банкой оливок с рынка по соседству. Десять тридцать утра, а я уже конкретно набрался.

– Иисусе, только погляди на себя.

Я с трудом сфокусировал взгляд на фигуре в дверях. Девушка в летнем платье из светло-голубого льна. О платье я говорю в первую очередь, поскольку это описать проще всего. Я не собираюсь сказать, что она была прекрасна, хотя она таковой была; скорее я хочу подчеркнуть, что было в ней нечто особенное, следовательно, необъяснимое (в отличие от сестры Лучесси, чьему холодному совершенству была грош цена, и оно не оставило во мне ни следа). Могу упомянуть отдельные детали ее образа – фигура худощавая, с небольшой грудью, почти мальчишеская, маленькие ступни, обутые в сандалии и потемневшие от уличной пыли, овал лица сердечком и влажные голубые глаза; ее волосы, бледно-светлые, безо всяких заколок и шпилек, остриженные по плечи, блестящие, загорелые плечи. Однако, как говорится, целое тут больше, чем простая сумма.

– Лиз!

Лир с трудом поднялся на ноги, стараясь не пролить выпивку. Раскинул руки, неуклюже пытаясь обнять ее, но она оттолкнула его с преувеличенным неудовольствием на лице. Она носила маленькие очки в черепаховой оправе, совершенно круглые. На лице любой другой женщины они бы выглядели мужскими, но это был совершенно не тот случай.

– Ты пьян.

– Ни в малейшей степени. Скорее, в немалейшей. И не настолько, как мой новый товарищ по комнате.

Он приложил свободную руку к краю рта и заговорил нарочитым шепотом.

– Не говори ему, но минуту назад он выглядел так, будто уже поплыл.

Он поднял бокал.

– Выпьешь?

– У меня через полчаса встреча с куратором.

– Сочту это за согласие. Тим, познакомься, это Лиз Мэйкомб, моя подруга. Лиз, это Тим. Фамилию его не могу вспомнить, но потом вспомню обязательно. Поздоровайтесь, а я пока девушке коктейль сделаю.

Было бы вежливо встать, но почему-то мне это показалось слишком формальным, и я передумал. Кроме того, я не был уверен, что у меня это получится.

– Привет, – сказал я.

Она села на кровать, поджав под себя худощавые ноги и опустив поверх колен подол платья.

– Как поживаешь, Тим? Значит, ты по конкурсу прошел.

Лир неуверенно наливал джин.

– Тим из Огайо. Это всё, что я запомнил.

– Огайо!

Она произнесла это слово с таким же наслаждением, с каким можно было бы сказать «Паго-Паго» или «Рангун».

– Всегда хотела там побывать. На что он похож?

– Ты шутишь.

Она рассмеялась.

– Ну да, слегка. Но это твой дом. Патриа, родина. Твое место рождения. Расскажи что-нибудь.

Ее прямота была совершенно обезоруживающей. Я попытался придумать, что бы такого сказать стоящего. Что можно рассказать о родном доме, который ты оставил?

– Наверное, равнины, так можно сказать. – Я внутренне содрогнулся от идиотизма своей фразы. – Люди хорошие.

Лир подал ей бокал, и она взяла его, даже на него не глянув.

– Хорошие люди – хорошо. Мне нравятся хорошие люди. А что еще?

Она не сводила глаз с моего лица. Ее пристальный взгляд заставлял меня нервничать, хотя это и не было неприятно – совершенно наоборот. Я разглядел еле заметный пушок у нее над верхней губой, влажной от пота.

– На самом деле особо и говорить нечего.

– А твоя родня? Чем они занимаются?

– Отец – офтальмолог.

– Уважаемая профессия. Я без этих штук дальше собственного носа ничего не увижу.

– Лиз из Коннектикута, – вступил в разговор Лир.

Лиз сделала второй глоток, побольше, немного вздрогнув, но не без удовольствия.

Джонас, если не возражаешь, я сама буду говорить, – сказала она.

– Из какой его части? – спросил я так, будто хоть что-то знал о Коннектикуте.

– Из маленького городка под названием Гринвич, да-рагой. Я должна бы его ненавидеть, поскольку, вероятно, нет места более ненавистного, но у меня, похоже, не получается. Мои родители – ангелы, и я их обожаю.

– Джонас, – добавила она, глядя в бокал, – это реально здорово.

Лир вытащил из-за стола стул и опустился на него, опершись руками на спинку. Я мысленно подметил для себя, что отныне я буду садиться на стул только так.

– Уверен, ты можешь побольше рассказать об этом, – сказал он, ухмыляясь.

– Снова-здорово. Я не цирковая обезьянка, сам знаешь.

– Ладно тебе, ягодка моя. Мы просто напились в хлам.

– Ягодка. Слышал бы ты себя. – Она надула щеки и тяжело вздохнула. – Чудесно, на этот раз сойдет. Но чтобы без недомолвок, только потому, что мы не одни.

Я понятия не имел, какие выводы можно сделать из этого разговора. Лиз снова отпила коктейль. В комнате повисла нервная тишина, долгая, секунд на двадцать. Лиз закрыла глаза, будто медиум на спиритическом сеансе, пытающийся вызвать душу умершего.