Онлайн книга «По ту сторону жизни»
|
— Все равно это кто-то из своих. — Фердинанд облизал ложку. — Статистически маловероятно, чтобы в столь… узкую семейную историю ввязался кто-то посторонний… Ага, вот статистики нам для полного счастья и не хватает. — Своих осталось немного, — я покусывала ногти. — Если отбросить меня и вас, а заодно и сестрицу, чтоб ей… — Знаешь? — К сожалению, — я сочла возможным пожаловаться. — Она пытается отобрать у меня титул и состояние. — А они тебе нужны? Допустим, состояние я в любой момент переведу на личные счета, да и предприятия переоформить несложно. Аарон Маркович, если возьмется, то ни один коронный суд после не докажет, что оно было иначе… майорат, конечно, не тронешь… однако если с умом подойти… Сами по себе земли — всего лишь земли. А заводы — отнюдь не только постройки… оборудование перевезти под предлогом проведения ремонтных работ. Кое-что прикрыть. Кое-что расформировать… преобразовать… да, если кто и может лишить меня состояния, то отнюдь не сестрица с нездоровыми ее амбициями. Титул? Мне от него ни жарко ни холодно… есть и ладно. А не будет… Остается дом. Дома было жаль, потому что эта мелкая шлюшка вряд ли сумеет сохранить его. Даже не в этом дело. Вряд ли она захочет его сохранять… а храм как же? — Еще не решила, — ответила я. — И в любом случае я терпеть не могу, когда кто-то пытается меня обобрать… Думаешь, Нинелия? Она ведь участвовала в том эксперименте. И отцу помогала… Я поморщилась. Помогала она ему не только с научной работой. А если… она хотела занять место мамы. Хотела страстно, исступленно даже, если пошла на предательство. Сделка с дедом. И отказ от прав наследства… обидно? Еще как… а ведь матушка одарена, в отличие от тетки. Почему? Отец никогда не связался бы с женщиной, силы лишенной. Такая, если и родит ребенка, то с большой долей вероятности слабого. Следовательно, сила была. Была, была… и куда подевалась? — Дядюшка, — я крутанула вилку в пальцах. — А ведь тетушка Нинелия раньше не была бездарной? — Что? — Он моргнул. А мне подумалось, что, в отличие от прочих родственников, Фердинанд меня почти не раздражает. Я даже, пожалуй, не буду против, если он вовсе переедет сюда… пусть выберет себе комнаты… — Ты ведь встречался с ней. Ну тогда еще… когда она была помоложе и… И дядюшка покраснел. Отчетливо так покраснел. Выразительно. Интересно, с чего бы… — Случайная связь… сам не понимаю, как произошло, — он все таки соизволил признаться, и Диттер поперхнулся водой. — Она была миленькой… кудряшки… платьица такие в горошек. Ага, платьица в горошек. С кружавчиками, наверное. Почему-то горошки с кружавчиками мужские мозги парализуют напрочь. — Не слишком умна, но… всегда весела… щебетала, песенки напевала… она хотела, чтобы все друг с другом дружили… И именно поэтому залезла в постель к папеньке, укрепления дружбы ради. Как это я раньше не подумала… — Я знаю, что они с Франсин не слишком ладили. И знаю почему… но мне показалось, что Нелли раскаивается… все совершают ошибки. Она так искренне горевала… Вот тебе и гений семейный. Туда же… пара слезинок, жалобный тон и огорченная физия. И вот уж он уверен, что тетушка искренне горевала… если бы не вчерашний разговор, подслушанный девочкой, я бы, может, и поверила. Но… выкидыш… дети сами собой не заводятся. — Однажды мы засиделись. Она оформляла бумаги… их вечно целая груда, а я пытался минимизировать число каналов… разговорились… и… как-то оно само… мне потом было неудобно. Ага… а мне любопытно. Тетушка это нарочно? Почувствовала, что дядюшка к маме неровно дышит… или… а если ей срочно понадобилось забеременеть? А беременность не наступала… то ли детские болезни тому виной, то ли вмешательство высших сил… главное, что ребенок был нужен. Так почему бы не от дядюшки? Кровь-то частью общая. — И знаешь… — он вдруг задумался. — А ведь и вправду… сила была… не сказать, чтобы яркий дар, однако имелся… она ему не слишком рада была… Имелся стало быть. — И у Фелиции… А вот это полная неожиданность. — Значит, — Вильгельм оторвал задумчивый взгляд от тарелки с овсянкой, — эта ваша родственница тоже участвовала? — Ассистировала… подготовка ритуалов. Всякого рода хозяйственные мелочи… к примеру, мел закупить или свечи, или вот проследить, чтобы веревки доставили конопляные нужной толщины. У нее это неплохо получалось. Карты пациентов вела опять же… Чудесно. Моя семья в полном составе искупалась в этом дерьме. — Она была совсем слабенькой ведьмой. Как-то обмолвилась, что дар должен был перейти к детям… Но не перешел. А куда подевался? Или никуда? Простенький амулет сокрытия, и вот уже никакой проклятый дар не смущает умы честных прихожан. Но почему? И… — Надо брать обеих, — сказал Вильгельм, поднимаясь. — Потом разберемся. И в этих словах имелся здравый смысл. Тетушка Фелиция вязала носки. Она сидела в кресле-качалке, укрыв ноги клетчатым пледом. Небольшой домик, вполне симпатичный, надо полагать, по летнему времени. Даже зима не стерла терпкой этой пасторали. Розовые стены. Красная крыша с трубой, из которой поднимались аккуратные клубочки дыма. Деревца. Дорожка из желтого камня. Пара садовых скульптур того умильно-домашнего типа, которые у меня вызывают острые приступы зубной боли. Кружевные занавесочки на окнах и шторы в горошек. В горошек, мать его… Пушистые ковры. Вышитые подушечки, фарфоровые пастушки и фарфоровые овечки. Целые стада этих гребаных овечек, занявших и каминные полки, и книжные, и даже махонький столик для игры в ломбер. — Ах, дорогая, — тетушка взмахом руки отпустила служанку. — Как ты вовремя… я как раз собиралась пить чай… сегодня на удивление прохладно. Впрочем, зима у нас, если вы заметили, очень сырая… у меня кости ломит… а вы, вижу, простыли… мой младшенький постоянно зимой простужался. Кажется, тетушка не видела ничего странного ни в моем визите, ни в моем сопровождении. Она отложила вязание в аккуратную корзинку, украшенную разноцветными атласными ленточками. И только спицы воткнула в клубок как-то… очень уж выразительно. — Присаживайтесь, господа… присаживайтесь… полагаю, у вас возникли ко мне вопросы… я всегда рада помочь матери нашей Церкви, — тетушка склонила голову и коснулась сложенными щепотью пальцами лба. Мол, помыслы ее чисты, а побуждения светлы. Почему-то Вильгельм подчинился. Присел. И рядом на диванчик, обтянутый той же тканью в горошки, опустился Диттер. Дядюшка оседлал пухлую банкетку, а Монку досталось крохотное креслице, в которых только кукол усаживать, но жрец удивительным образом вместился, только поерзал, пытаясь устроиться поудобней. |