Онлайн книга «Государево царство»
Людмила побледнела и низко опустила голову. — Приедет! У него дела много, служба царская! — тихо проговорила она. — Жди, пожалуй! — подхватила её мать. — Приедет! Теперь-то ещё ничего — выйти можно, лесочком пройтись; а придёт зима — волки завоют, медведь придёт, кругом снег… Ох, дура я, дура! Выдала бы я тебя за Парамона Яковлевича и была бы вовек счастлива. — Утопилась бы я! — твёрдо сказала Людмила. — Доглядели бы! — ответила мать. — А теперь что? И на что мне корысть эта? Ох, ду… Она не договорила и встала с кресла. Людмила тоже вскочила, и её лицо вспыхнуло, как зарево. На дворе послышались конский топот и голоса. Людмила выглянула в оконце, вскрикнула: «Он!» — и опрометью бросилась вниз по лесенке. — Князь! — всполошилась её мать. — Ох, посмотрю-ка я на него! Правда ли, тароват он, попытаю. — И она быстро поправила на голове своей повойник и платок и ещё сильнее сморщила своё лицо, что означало у неё улыбку. Людмила сбежала вниз, выбежала на крыльцо и упала в объятия князя, который взбегал в эту минуту на ветхие ступеньки. — Князь Михайло! Сокол мой! — Людмилушка! Они замерли в поцелуе, забыв, что во дворе стоит Влас с Мироном, а из клети глядят сенные девушки. Их лица сияли счастьем. Только молодые любовники в первые дни своей любви могут понять их состояние. Первый очнулся князь. Он нежно освободил одну руку и, обняв Людмилу, повёл её в избу. — Ну что, рыбка моя, хорошо тебе тут? Я про всё подумал. — Соскучилась я без тебя! Всё ждала и ждала. Дни шли, недели. Князь вздохнул. — Не мог я ранее. В Москве поход решали, да кроме того дела разные, а тут ещё в доме гости. Суета. Был я тут дважды, всё тебе горницы убирал. — Приедешь, взглянешь — и нет тебя. — Э! Зато я, лапушка, теперь неделю, а то и дольше всё подле тебя буду, в очи твои смотреть, ласкать да голубить тебя. — Не уедешь? — Говорю, неделю пробуду! — Ах! — только и сказала Людмила, но в этом возгласе вылилось всё её счастье. Они, обнявшись, сели под образа. — Расскажи, моё золотце, как сюда перебрались. Всё ли по-хорошему? А это кто? — вскрикнул князь. В горницу, кланяясь и улыбаясь, вошла мать Людмилы. — Матушка моя, — сказала Людмила. Князь Михаил быстро встал и отвесил Шерстобитовой низкий поклон. Та даже растерялась от смущения, а князь с жаром сказал ей: — Благодарствую тебя, государыня, за твою милость к нам! Не попусти ты быть Людмиле моею — горькая была бы моя жизнь. Шерстобитова поклонилась в ответ. — Полно, полно! — заговорила она. — На то ты и князь, чтобы нам, маленьким людишкам, тебе угождать. Да и Людмила-то моя уж затосковала по тебе больно. Ребёнка своего жалеючи, попустила я грех такой! Князь вздрогнул и побледнел. «Действительно, — мелькнуло в уме его, — гублю я душу неповинную». — Всё поправлю. Не покается в том Людмилушка! — произнёс он. — Оставь! Разве я каюсь? — с упрёком шепнула Людмила. — Только скучно нам тут, — заговорила Шерстобитова, — ровно в яме. А придёт зима!.. — Я ужо дом вам выстрою. Вот с похода вернусь! — А надолго поход? — встрепенулась Людмила. — Нет! Может, месяца три — и домой! А ты вот что, — и князь засмеялся, — я ведь голоден и есть страх хочу! — Милый ты мой! И молчишь! Да я в минуточку! — И Людмила весело выбежала из горницы, увлекая за собой мать. Михаил с улыбкой посмотрел ей вслед. «Ах, если бы она была не в потаённости! Сколько счастья и радости!..» — подумал он и вздохнул, но мимолётная грусть снова сменилась радостью. Людмила и её девушки несли вино и посуду с едою. Она поставила пред князем горячий курник. — Ермилиха изготовила, словно чуяла! — сказала она улыбаясь и, кланяясь, прибавила: — Не побрезгуй! Михаил обнял её и посадил на скамью рядом. — Будем вместе, по немецкому обычаю! — сказал он. Ночью он вошёл в светёлку своей милой. Луна ярко светила в горенку, пред иконой теплилась лампадка, и её бледный свет боролся с лунным. Ароматный воздух волною вливался в светёлку, и где-то щёлкал соловей. Людмила прижалась к Михаилу полною грудью и сказала ему: — Что грех? За такое счастье мне не жаль загубить свою душу! Михаил улыбнулся, целуя её глаза, губы. «Что грех!» — подумал и он. День проходил за днём в сладком очаровании. Ежедневно капитан Эхе или Влас приезжали к князю с вотчины и говорили о положении дела. Наконец медлить более стало нельзя. — Еду, — сказал раз Михаил рано утром. Людмила побледнела и пошатнулась. Князь успел подхватить её. — Перед походом я, рыбка, ещё заеду к тебе, — ласково прибавил он. Она сладко улыбнулась ему. — Худое предчувствие сжало моё сердце, — грустно прошептала она, — мне не удержать тебя, только… не забудь ночей этих. — Что ты! — воскликнул князь. Людмила вышла проводить его. Он взял коня в повод, обнял Людмилу и тихо пошёл с нею просекой. Впереди ехали Влас и Эхе. — Неделю спустя заеду, — говорил Михаил. Людмила медленно шла и не поднимала от земли глаз, полных слёз. — Слушай! — вдруг сказала она. — Если у нас с тобою дитя будет, ты не покинешь его? Князь вспыхнул. — Разве я нехристь! — Клянись! — Всем святым клянуся и Иисусом Христом, и Святою Троицей! Пусть не держит меня земля, если я говорю облыжно. Не покину младенца своего! — твёрдо произнёс князь. — Помни! — сказала Людмила. Князь Михаил вернулся в Москву, и в тот же день его отец зашёл в покой боярина Терехова и обратился к последнему: — Что же, Пётр Васильевич, сын мой вернулся с вотчины Пока что до похода и справим свадьбу, как говорили? А? Терехов твёрдо кивнул головою. — Хоть завтра, князь! Наши бабы, смотри как уже хлопочут. Только поговорили мы, а у них в терему девки уже и песни поют подблюдные. — Ин так! На неделе и окрутим. Дела теперь такие, что пиры не у места. Мы потихоньку и сделаем. С дочкой-то ты говорил? — А что говорить с ней? — удивился Терехов. — Может, не люб ей Михайло? Боярин даже покраснел при таком предположении. |