Книга Убийство на Брендон-стрит. Выжить тридцать дней, страница 104 – Энтони Гилберт

– Мисс Кэппер? – Голос раздался прямо у нее над ухом.

Она резко развернулась и увидела перед собой тщедушного, слегка потрепанного жизнью мужчину с нервными манерами, приподнявшего в приветствии черный котелок.

– Да, это я, – ответила она, чувствуя разочарование от внешности своего спутника. Это был поистине огромный шаг назад по сравнению с «Волшебным грилем», большими гиньолями и молодым компаньоном. До чего же неряшливо был одет и насколько старым казался Сесил, хотя мисс Карбери успела информировать Дороти, что ему тоже едва исполнилось тридцать восемь лет. Ровесник Дороти. «Неужели я похожа на него? – подумала она. – Такая же затрапезная, усталая и износившаяся?» Но сразу отмела эту мысль, поскольку мы все стремимся думать о себе лучше, чем того заслуживаем.

– Извините, что заставил ждать, – сказал Сесил, которому оказалось не так-то легко удрать от Лилиас, которую не собирался посвящать в свои дела. – Мы с вами сидим наверху. Я всегда считал, что слушать музыку лучше всего откуда-то с верхней точки.

Сесил, по всей видимости, действительно так полагал, причем довел свое пристрастие до крайности, потому что взял билеты на самую верхотуру, где у Дороти поначалу даже чуть закружилась голова. При этом он непрерывно с энтузиазмом что-то рассказывал о сегодняшних исполнителях, пока они взбирались, как показалось Дороти, под самый небесный свод. Она, разумеется, понимает, несколько раз повторил он, что в рабочие дни у него никогда не бывает свободного времени для такого рода вольностей, как посещение музыкальных мероприятий.

Дороти, преодолевая головокружение, могла лишь изредка вставлять свои реплики. Например, напомнила, почему воскресные концерты и называются воскресными: их не проводят в будни. Сесил рассмеялся, преодолевая одышку от долгого подъема. Причем его смех напоминал скрип плохо смазанной бетономешалки. Они в спешке добрались до своих мест, потревожив при этом всего лишь одну богемной внешности даму с прической в виде пустого птичьего гнезда. Сесил хотел продолжить разговор, но соседка так неприязненно посмотрела на него, что он осекся на полуслове.

Концерт начался.

Как и подозревала Дороти, его программа оказалась обширной и рассчитанной на продолжительное время. Атмосфера в зале воцарилась торжественная, соответствовавшая характеру события. Религиозная музыка всегда способствует возникновению среди публики такого настроения. Сесил склонился вперед, показывая, насколько очарован мелодией. Дороти же украдкой осматривалась по сторонам, готовая в любой момент выслушать его комментарий, когда первый номер программы, к ее облегчению, закончился. Ей хотелось казаться интеллигентной женщиной, поскольку Сесил, по его собственному выражению, «знал о музыке все». Для невежд такие положения всегда неприятны. Им не хватает честности признаться в своей мещанской неосведомленности по части искусств. После затянувшегося соло на фортепиано, исполненного музыкантом, о котором Дороти никогда прежде не слышала, Сесил откинулся на спинку кресла и спросил:

– Слышали когда-нибудь, как эту вещь играет Соломон?

– Нет, – теперь уже без стеснения призналась Дороти. – Я его игры вообще никогда раньше не слышала.

Сидевшая рядом артистического вида леди громко сказала:

– Как и никто другой.

Сесил не мог не услышать ее реплики и сразу же сменил тему:

– Надеюсь, вам понравились мои скромные цветы?

– Они восхитительны, – отозвалась Дороти. – А синий цвет я всегда особенно любила.

– Я тоже предпочитаю его другим, – сказал Сесил. – По крайней мере, если речь о растениях, – поспешно уточнил он, опасаясь, что она воспримет его слова как критику ее кричащего ярко-желтого платья.

– Это цвет здоровья, – добавила Дороти.

Она отчего-то чувствовала себя усталой. Вероятно, причиной стали эмоции, навеянные музыкой. Разве не могло случиться так, что она, сама того не ведая, была крайне восприимчива к этим звукам? Но Дороти пришлось признать: более вероятно, утомительное воздействие оказывал на нее Сесил. Он воспринимался как раздражающая медицинская процедура. Она украдкой посмотрела на часики. Более прямая женщина типа Джулии Карбери заявила бы, что у нее разболелась голова, или без обиняков призналась: музыки с нее на сегодня вполне достаточно. Но Дороти не обладала столь жестким характером. Она лишь вздохнула, заметив, с каким благоговением внимал Сесил следующему номеру музыкальной программы. Когда же и он завершился, спутник повернулся к ней с улыбкой и сказал:

– Я часто воспринимаю субботы и воскресенья нашей жизни как два дня, проведенные в гостинице среди гор, отдохновение после трудной рабочей недели.

Произведения беллетристики, выходившие из-под пера Сесила, делали подобные лирические реплики частью его повседневного лексикона. Он никогда не выражал на бумаге свои мысли в простой форме, опасаясь, что читатель усмотрит в этом некий подвох с его стороны или даже отнесет покупку столь примитивной книги к пустой трате денег.

– Да, – кивнула Дороти, не зная, как еще реагировать на его слова. – Мне кажется, у вас крайне утомительная работа.

Сесил улыбнулся всезнающей улыбкой опытного писателя.

– Нас всех преследует проклятие, наложенное на Адама, – произнес он. – В поте лица будешь есть свой хлеб и так далее… Ну вам это хорошо знакомо.

Хотя на самом деле особенно потеть в издательстве ему не приходилось.

– Мисс Карбери рассказала мне, что вы написали целую груду романов, – продолжала Дороти, сожалея, что не запомнила ни одного названия. – Я часто размышляла, насколько писательское ремесло привлекательно для меня, хотела бы владеть им. Но потом я неизменно задумывалась: кому захочется читать мои глупости и банальности?

Сесил, не менее Дороти утомленный церковной музыкой, отреагировал, потеряв ориентировку в ходе разговора.

– В самом деле, кому?

Повергнутая в шок столь грубой откровенностью, Дороти пыталась справиться с ним, но в этот момент некто вышел на авансцену и начал петь арию из итальянской оперы.

Дороти снова пришла в ужас:

– Как вы думаете, неужели допустимо исполнять итальянские мелодии во время войны с Италией?

Богемная леди, слушавшая до этого музыку, уронив голову на грудь, подняла ее, чтобы прошипеть в их сторону:

– Вот дикари!

А затем опять уткнула гордый подбородок в свой пышный бюст.

– Искусство не знает границ, – торжественно заявил Сесил, и его лицо приобрело восторженное выражение. Дороти подавила зевок. Хью, быть может, и пытался убить ее, но он хотя бы сначала доставил ей весьма дорогое удовольствие. К тому же Дороти явно сопровождал ее ангел-хранитель, чтобы нарушить преступные планы злоумышленника. Но вот если ангел-хранитель сбежал сейчас из «Александра-Холла», его трудно было бы даже винить за это. Когда арию допели, Дороти не отважилась высказать о ней свое мнение, а просто сидела, слушая, как крупные капли дождя барабанят по крыше концертного зала. К счастью, она захватила с собой зонтик, но плащ оставила дома, потому что хотела предстать перед Сесилом в своем лучшем из нарядов. Но сейчас вдруг подумала с несвойственной ей резкостью, что если бы она натянула на себя даже шторку из ванны, это не имело бы никакого значения. И она с первого взгляда определила: такой мужчина на такси тратиться не станет.