Книга А я смогу..., страница 42 – Яна Перепечина

– Помоги, Ольга… – он хрипел всё тише, дословно повторяя произнесённые ранее слова. Ольга восхитилась его памятью, способной даже в состоянии, далёком от трезвого, удерживать и воспроизводить целые фрагменты текста. – Всё. Поздно.

При последних его словах он чуть нажал на пакет молока, из которого тут же выдавился целый фонтан содержимого. Дядя Боря попытался впалой грудью удержать ускользающий пакет, прижав его к двери. Что привело к обратному эффекту: от сдавливания молоко хлынуло через отверстие, заливая всё вокруг. Дядя Боря заскользил шлёпанцами по луже из красиво смешивающихся красного сока и молока, сполз по двери с леденящими кровь звуками и затих, погребя под собой и пакет, и закуски, и бутылку, чудом не разбившуюся во второй раз.

Ольга с интересом исследователя воззрилась на него, переступая босыми грязными ногами в образовавшейся бело-красной луже. Полежав с минуту, дядя Боря встал на четвереньки и грустно пробормотал:

– Вот как-то так и было. Только сок скользил сильнее.

– А чего ж ты умирающего изображал, когда я вокруг тебя тут скакала?! – возмутилась Ольга, отмерев.

– Так я это… не вполне трезв… – деликатно пояснил сосед, пожимая плечами. – Устал я… Да и расстроился. Хотел по-людски посидеть. «Кровавую Мери» сделать. Я в кино видел…

– «Кровавую Мери»?! Задушила бы тебя! – захохотала, замахнувшись на него своим окончательно потерявшим вид свитером Ольга. – Чуть до инфаркта меня не довёл! Серёж, я ж подумала, что это следующий этап устрашения. А он ещё хрипит: это тебе… было… Я решила, что его убили, чтобы меня напугать! А ему объяснили, за что убивают. Вот он и выдал. Или, может, его вообще перепутали со мной!

– Ну, перепутали – это вряд ли, – хмыкнул Сергей, оглядев обоих от макушек до пяток, – у тебя ноги длиннее.

Ольга, собравшаяся было ещё что-то сказать и уже открывшая рот, захлопнула его и снова захохотала, подвывая и постанывая:

– Ноги!.. Да!.. Ноги у меня длиннее… А так и вправду одно лицо! Сложно было бы не перепутать!

Отправив домой соседа, вымыв лестничную клетку и отмывшись сами, прихватив с собой Ириску и вещи, Ольга и Сергей загрузились, наконец, в машину и поехали в Большие Дворы.

По пути завернули в ювелирный магазин и Лёлька, по настоянию Сергея, выбрала себе кольцо «на помолвку», как он выразился, и обручальные кольца. Надев ей на безымянный пальчик правой руки изящное колечко с довольно крупным изумрудом в центре и бриллиантиками, выложенными вокруг него сердечком, Сергей не удержался и страстно поцеловал Лёльку прямо в магазине, на глазах у умиляющихся продавщиц. Лёлька зарделась, смущённо глянула на девушек, извинилась и вылетела из магазина. Толстокожий Ясенев неспешно раскланялся с продавщицами, ляпнул что-то вроде: счастливая невеста смущается – сгрёб с витрины коробочку с обручальными кольцами и, фыркнув, вывалился на улицу вслед за любимой.

У машины наступила неминуемая расплата. Лёлька гневно зыркнула на него, ощутимо хлопнула перчаткой по затылку и наотрез отказалась поцеловать жениха.

– Лёль, ты что? – заныл не перестающий чувствовать себя счастливым жених.

– Я что? Это ты, Ясень, что меня позоришь?! – прошипела Лёлька, у которой от смущения и злости глаза метали молнии.

Сергей засмеялся, обнял её крепко и прошептал:

– Лёлька, запомни: я тебя люблю, я счастлив и я твой муж, а по сему имею полное право целовать тебя, где мне захочется! Хоть на Красной площади.

– Типа, мой ишак, хочу – кормлю, хочу – еду?! Ах ты домостроевец! – возмутилась не менее счастливая Ольга. – Ты ещё не муж!

– Я уже почти муж. И да, я домостроевец. Привыкай. Со мной нелегко. Но взамен я тебе гарантирую страстную любовь до гробовой доски и активное соучастие в нелёгком деле ведения хозяйства и воспитания детей. Я даже готов рожать с тобой вместе.

Лёлька снова покраснела, уткнулась лбом ему в плечо и помолчала. Потом исподлобья посмотрела на него и еле слышно спросила:

– Даже так?

– Даже так, – кивнул он, – я свои ошибки при помощи отца Петра и Пашки хорошо осознал. И больше повторять их не намерен. Я теперь всегда буду с тобой. Надоем тебе, пожалуй, хуже горькой редьки. Но уходить стану, только если понадобится мамонта добыть или ты из пещеры прогонишь. Тогда буду жить на коврике у двери и ждать, когда ты смилостивишься над своим бедным любящим мужем.

Он скорчил жалостливую рожу, и Лёлька, не выдержав, расхохоталась:

– Ладно, домостроевец ты мой, поехали. Разберёмся ближе к делу…

Устроив Лёльку у бабушки, Сергей возвращался в Москву. Вообще-то он планировал оставить её у своих родных, там и народу побольше, и дом покрепче, и мужчины молодые, его троюродные братья, в наличии. Но Лёлька заупрямилась, с его опасениями не согласилась, а увидев, что он начинает сердиться, применила запрещённое оружие в виде нежных поцелуев и сломила-таки его сопротивление. Растаявший и счастливый, он согласился-таки с невестой.

Когда они только приехали, бабушка Лёльки Матрёна Ильинична Сергею неожиданно для него обрадовалась и в сенях, когда внучка уже прошла в комнаты, весело подмигнула ему, шепнув:

– Одумались? Ну, молодцы! Ох, она без тебя страдала, ох, страдала, – немного попричитала бабушка, которая вообще-то относилась к сельской интеллигенции, окончила Тимирязевку и всю жизнь проработала агрономом, но страшно любила изображать из себя древнюю старушенцию из глухой деревни, развлекалась она так.

– Я без неё тоже, – еле выдавил из себя растроганный Ясень.

– Да ты не грусти, – ощутимо толкнула его в бок развесёлая старушка, – главное, что вы теперь вместе. И давайте уж без глупостей теперь! Чтобы никаких расставаний! Теперь чтобы до конца! – погрозила она корявым пальцем и показалась Сергею похожей на добрую Бабу-ягу. Он кивнул:

– Я её очень люблю, Матрёна Ильинична.

– Вижу, Серёня, вижу. Нравишься ты мне, настоящий мужик. Не то что зять мой любимый, Санька. Люська моя, тёща твоя неласковая, совсем его под себя подмяла. Разве ж это дело? Разве ж муж может быть слабее жены? Неправильно это. Вот мой Ваня был мужик. Ты на него очень похож, кстати. Так что давайте, дети, женитесь! Я вам помогать буду, чем смогу.

– Спасибо, – прошептал тронутый Сергей и обнял старушку.

– И-и-и, милок, не за что! – она влажно, по-стариковски, чмокнула его в подставленную щёку и погладила по плечу. У Ясеня защипало в носу от этого искреннего проявления участия, он поморгал часто-часто и кашлянул. В этот момент в сени выглянула Лёлька и с подозрением глянула на них:

– Вы что это тут застряли?

– Идём, Оленька, идём! – отозвалась бабушка. И они всей гурьбой ввалились в комнату.

В доме ничего не изменилось с тех пор, как Сергей был здесь в последний раз. Те же намытые до блеска полы с длинными яркими полосатыми домоткаными половиками, разбегающимися в разных направлениях. Те же старые фотографии на стенах, среди которых Ясень с умилением увидел их с Лёлькой свадебную фотографию, где они, юные и счастливые, бежали по полю. Невеста в развевающемся белоснежном платье и легчайшей фате и он в смешном костюме с ослабленным узлом галстука и рубашке с расстёгнутым воротом. Галстук набекрень, волосы взъерошены, но в глазах такое безудержное веселье, такое любование своей уже женой! Сергей подошёл поближе и всмотрелся в их лица. Лёлька обернулась, глянула в его сторону и ахнула: