
Онлайн книга «Зеркало для героя»
Увидев узкий съезд на лесную дорогу, Никифоров свернул с шоссе. Полетаева смотрела на тонкие высокие березы, окруженные ельником и лещиной. Машина царапала глушителем сухую каменистую гряду между широкими колеями. «Жигули» шли ползком. Никифорову пришлось наехать левыми колесами на гряду, оставив правые внизу в колее. Скрежета под днищем не стало, но машина сильно накренилась вправо, задевая бортом траву. Полетаева отодвинулась от двери. — Не бойтесь, пройдем, — сказал Никифоров. Лес понемногу отступал, появились круглые лужайки. За деревьями мелькнуло небо, и затененный лесной коридор вывел на большую поляну. — Кажется, приехали, — сказал Никифоров. Полетаева удивленно посмотрела на деревянную картографическую вышку с полуразобранным полком и заросшими кипреем опорами, на лес и, улыбнувшись, вышла. Она с ожиданием поглядела на него. Никифоров засмеялся и полез на вышку. Оттуда было далеко видно лес и поля, и то, что ушло, стало сном: на карнизе маленькой красной колокольни с безмятежной грустью гуркают голуби; мальчик сунул в рот два пальца и засвистел, замахал свободной рукой; захлопав крыльями, голуби нехотя взлетели… Внизу на поляне шла женщина в синей джинсовой юбке и красной кофте с короткими рукавами. Ее темные волосы были заколоты на затылке красной заколкой, и, когда она наклонялась, заколка блестела. Из-под ее ног взлетали синекрылые кобылки и зеленые кузнечики. Никифоров стоял на вышке, смотрел, как женщина срывает высокие ромашки, нивяники, складывает цветок к цветку. Далеко над деревнями плыли маленькие облака, похожие на белых зайцев. — Что вы там увидели? — крикнула женщина. Он улыбнулся. — Слезайте оттуда! — засмеялась она. — Не думаете же вы, что я вас туда загнала? — Думаю, — ответил Никифоров и спустился. Она стояла, положив букет на сгиб левой руки. «Так держат ребенка», мелькнуло у него. — Ну, показывайте, что собрали, — сказал Никифоров. — Запомните, это нивяник. Не просто ромашка, а нивяник. У каждою цветка есть свое имя. — А для меня это ромашка, — возразила она. — Нет, это нивяник. Ромашка не такая. — Он огляделся. Рот! Видите, насколько меньше. У нивяника на стебле один цветок, а у пиретрума сразу три. И листья совсем разные. — А это как называется? — Женщина присела и сорвала маленький голубовато-фиолетовый цветок. — Герань луговая. — А вот это незабудка! — показала она. — А это иван-да-марья! Улыбаясь, она поглядела на него снизу вверх. — Правильно? — Правильно. — Он присел рядом. — А это что? — Наклонил стебель короставника. Она прикрыла глаза и покачала головой. — А это? — Коснулся желтой чашечки лютика. — Лютик! — сказала она. — А это? — Показал на кукушкины слезы. Она снова покачала головой. — Вы не знаете родной природы, — строгим голосом вымолвил Никифоров. Садитесь. Двойка. — Ну, еще что-нибудь спросите, — сказала она. — Хотите я венок сплету? Из нивяников. Она села на траву, юбка на бедрах натянулась, оголив колени. Поправив подол, она поджала под себя ноги, выбрала шесть цветков и стала вязать их жгутом, быстро работая пальцами. Никифоров сел, поднял голову к небу и смотрел на облака. — Знаете, что я вспомнил? На языческой Руси посылали к предкам посланников: приносили жертвы. И не только на Руси, везде… И их украшали венками из цветов. Цветок — это знак бесконечной жизни. — Значит, венок — символ жертвы? — спросила она. — Скорее, знак предкам. — Ну, вы самый настоящий язычник! — Язычник, — согласился Никифоров. Он привстал, подвинулся к ней и опустил голову на ее колени. Полетаева просунула руку под его затылок, приподняла и убрала с юбки остатки ромашек. Он не знал, сбросит она его голову или снова опустит себе на колени. Они смотрели друг на друга, потом она отняла руку и стала доплетать венок. Он видел сдвинутые темные брови, опущенные уголки рта, голубовато-зеленые жилки на открытой шее. Она подняла руки и надела на себя венок. Он зажмурился, слыша, как бьется в ее коленях кровь, как она дышит и как ее голос звучит сквозь стрекотание певчих кузнечиков: «Ты же знаешь, что потом наступит пустота. Я этого не хочу. Этого не будет, ибо наше время случайно и пора возвращаться». Он открыл глаза от ее прикосновения. — Все-таки очень жарко. Еще немного — и солнечный удар, — сказала она. — У меня уже солнечный удар. — Все мужчины, как маленькие дети. Неразумные и хитрые. Никифоров рывком встал, протянул ей руку и помог подняться. Он задержал горячую сухую ладонь, потом она ускользнула. Полетаева повторила: — Неразумные и хитрые. — А русалки с венками заманивают неразумных язычников в омут. Они вернулись к машине. На раскаленной вишневой эмали, как в гладкой воде, отражались их фигуры. Пока ехали по лесной дороге, Полетаева не сказала ни слова, только отрывала белые крыльца лепестков и бросала в окно. Никифоров вспомнил, как шел мимо ее дома и как почему-то было стыдно. Только что она была совсем близко, и он касался ее тела. Он подумал, что даже не пытался ее поцеловать. Ему показалось, что она ждала этого. «Она порядочная женщина, — сказал себе Никифоров. — Она ждала, что я просто ее поцелую. Не замечу ее неуступчивости и поцелую». Он не жалел, что не решился. Нечего было себе лгать: он знал, что такое короткая связь, какую пустоту и злобу дарит она. Могло быть, а не случилось. И это не случилось тоже связывало их. — О чем ты думаешь? — спросил Никифоров. — О том же, что и ты. — Тогда ты ведьма… Хотя недавно была русалкой. — Нет, я не русалка и не ведьма. Просто замужняя женщина. Есть у меня муж. Правда, он сейчас в отъезде. Муж — хорошая защита от случайных знакомых. — По-моему, тебе не нравится, что ты говоришь. — Это тебе не нравится. А я иногда напоминаю себе, что я мужняя жена. — А когда он вернется? — К Новому году. — Ну это скоро. Сейчас липы цветут, лето под горку пошло. Новый год совсем скоро. — Скоро… И будем все начинать сначала… Ну, хватит! Не надо об этом. Расскажи лучше о себе. — У меня все хорошо. — Так не бывает. — Почему не бывает? Сын не болеет, жена не пилит, с тещей нейтралитет. И на работе все в порядке: обещали снять только к концу года. — Тебе тоже не нравится, что ты говоришь. |