Книга Зеркало для героя, страница 20 – Святослав Рыбас

— Ладно уж, отвечу, — зло вымолвила кассирша. — Звоните в милицию. Пусть ищут.

— Интересно! — заметил Журков. — Значит, когда ты вкладывала деньги в мешки, деньги были. А когда вложила — тысячи нет?

— Александр Константинович! — спросила кассирша у Никифорова. — Вы-то мне верите? Верите вы мне или нет?

— Верю, — ответил он. — И Журков верит. Ты, Вячеслав Петрович, не горячись…

Журков достал платок и вытер лоб. Брюки у него были обвисшие, как у инкассатора.

— Думаешь, она дважды положила в один мешок? — спросил он. — Чего же мы ждем? Надо ехать в банк!

— Позвони управляющему, — посоветовал Журков. — Может, застанешь.

Никифоров посмотрел на часы и кивнул. Вишневая «ноль-третья» уже выскочила на шоссе и помчалась к подъему, чтобы опередить минутную стрелку. Но Журков был прав: сперва следовало позвонить. И вишневые «Жигули» остались неподвижными у подъезда автоцентра.

Никифорову вспомнились седовато-золотистый ежик управляющего банком Татаринова и его зеленая «Волга» старой модели. «Вы довольны ремонтом машины?» — приготовил он начальную связь-вопрос. Однако Татаринов уже уехал из банка. К семи часам Никифоров был у него дома. Там ужинали. Он отказался присесть за стол и объяснил свою нужду. Татаринов налил ему пива, но Никифоров не прикоснулся к стакану. Татаринов укоризненно выпятил толстые губы и сказал:

— Напрасно вы нарушаете инструкцию: деньги должны укладывать два человека. Сегодня мы уже ничего не сможем сделать. Это исключено. Я утром сам вам звякну. Если обнаружим лишние, они не пропадут.

Никифоров выпил пива и попрощался. Уже стоя в дверях, вспомнил о ремонте госбанковской «Волги» и механически выложил свой запоздалый вопрос.

— Э, голубчик вы мой! — застенчиво ответил Татаринов. — Ободрали вы нас, как Сидорову козу. Без малого тысячу триста взяли. Дороговато ведь.

— Дороговато. Мы проверим.

Увидев его одного, кассирша вытянула шею и с надеждой смотрела на двери подъезда.

— Подождем до утра, — сказал Никифоров, садясь за руль. — Другого выхода нет.

— До утра? Как же я доживу до утра с такой ношей?

Никифоров промолчал. «Курица! — подумал он. — Что же ты одна укладывала деньги?» Он подвез ее, повторил, что не сомневается в ее честности, и с ощущением близкого покоя поехал к себе.

От пива захотелось есть. Он был уже почти дома, летел домой, как бы под горку, потому что дом сам влек его. В зеркальце показался желтый автомобиль с синей полосой на бортах. Никифоров на всякий случай притормозил, пропуская Кирьякова. Патрульный тоже замедлил ход и прижался к его машине, словно выталкивал на обочину. Никифоров повернулся и укоризненно глянул на инспектора.

Кирьяков с улыбкой смотрел вдаль, как будто не было никакого Никифорова. Блеснула никелированная ручка. Между машинами можно было просунуть ладонь. Никифоров съехал двумя колесами на обочину и дал газ, чтобы уйти. Стукнула по днищу щебенка. Желтая машина неотвязно держалась сбоку и все прижимала и прижимала. Никифоров остановился. Кирьяков с профессиональной ловкостью косо подал свою машину, перегородив ему дорогу.

— По двенадцать часов дежурю, — пожаловался Кирьяков. — Прямо сплю на ходу. Когда-нибудь врублюсь в столб, и больше меня не увидишь.

— Чего ты хочешь? — спросил Никифоров и оглянулся, надеясь, что в патрульной машине сидит и тот добродушный инспектор с татуировкой на среднем пальце, но там никого не было.

— Ну что ты злишься! — сказал Кирьяков. — Небось, тоже выматываешься? Ремнями напрасно не пристегиваешься. Сколько тебе говорить? Не дай бог, налетишь на препятствие, тебя размажет, как тесто. Каждый год гибнут тысячи водителей… Если ты не попадаешься в этом году, то в следующем твои шансы становятся меньше, потом еще меньше, и когда-нибудь тебе не повезет. Оштрафовать надо тебя.

— Штрафуй. Не тяни.

— Я с тобой по-дружески, а ты кричишь. Нехорошо, Саша. Что ремни? Сегодня не пристегнул, завтра пристегнул. Не буду штрафовать. Купи подарок любовнице. Только ты осторожнее, чтоб аморалку не пришили.

— Ха-ха! — нехотя засмеялся Никифоров. — Что ты мелешь?

— А ты вроде возбужден, — усмехнулся Кирьяков. — И покраснел подозрительно… Бахуса не употреблял? — Он шагнул к его машине и быстро вытащил ключ из замка зажигания. — Поехали, отвезу тебя на экспертизу.

— Отдай ключи! — сказал Никифоров. — Это тебе даром не пройдет.

— Выпил, чего уж там! — как будто шутя, вымолвил Кирьяков. — Ну, давай ко мне.

Приехали в больницу. Врачиха была не старой и не молодой, с розовыми подушечками щек. Она не смотрела ему в глаза, дала подуть в стеклянную трубочку, набитую ватой.

— Разве я похож на пьяного? — спросил Никифоров. — Это недоразумение. Ну вот, не позеленела ваша трубка!

— Вы плохо дули, — сказала врачиха. — Зажгите спичку и подуйте так, чтобы она погасла.

— Недоразумение, говорю я вам!

— Не волнуйтесь. Дуйте, дуйте…

— Мы же взрослые люди! — закричал он. — Не позеленела! Не позеленеет, хоть лопните.

— Проверим координацию движений, — проворчала врачиха. — Встаньте. И зажмурьтесь. Вытяните руку. Растопырьте пальцы… Так.

Она заставила его и шагать по одной половице, и приседать, и, закрыв глаза, находить подбородок и нос, словно ждала, что он запутается. Никифоров вытерпел. Ничего, сказал он себе, надо взять себя в руки. И больше не спорил, лишь поглядывал на часы и вымученно улыбался.

Во дворе уже сделалось темно, когда его оставили в пустой комнате и велели ждать. Он присел на жесткую кушетку, закрытую клеенкой. Однажды на пустынном шоссе он долго ждал помощи и с надеждой махал редким машинам, пролетавшим мимо него, и ощущал одиночество беды. Тогда он тоже говорил себе, что авария еще не беда, что надо набраться терпения и все кончится благополучно. Действительно, нашелся человек, который посмотрел на Никифорова не скользящим автомобильным взглядом, а осилил свою скорость, вытащил из-под сиденья запасной ремень вентилятора и подарил его. С тех пор Никифоров нигде не встречался с ним, но знал, что такой человек есть.

В медицинском заключении врачиха написала, что непосредственных признаков алкогольного опьянения не обнаружено. Стояла глухая полночь, когда он вышел на улицу. Заспанная сторожиха защелкнула дверную цепочку, и его обступили ночные тени. Мирно стрекотал сверчок. Скрипела высокая кривая береза. Возле крыльца шелестели темно-блестящие листья сирени. Под железным абажуром фонаря порхали мотыльки. Было холодно, и в ясной вышине сияла вечная дорога.

Приехав домой, Никифоров лег спать и не мог заснуть. Но, видимо, заснул, потому что приснилось: хватал ружье, приставлял к горлу Кирьякова, врачиха с розовой подушкой вместо лица дергала Никифорова за нос. Утром Мария Макаровна сказала, что пойдет искать на них, «проверяльщиков», управу, но Никифоров попросил ее не вмешиваться. Он повез Василия в детский сад, встретил старшего следователя прокуратуры Подмогильного и спросил у него, что делать.