
Онлайн книга «Когда ты был старше»
— Что? — Тут пять предложений. — Прекрасно, пять предложений. Какая разница? — Ты сказал, что шесть. Бен вздохнул. — Наверное, просто показалось, что их больше. Он встал из-за стола, порылся у себя в кладовке и вытащил две палки для скандинавской ходьбы. Одну бросил мне. Я не ожидал этого, поэтому палка ударила меня по плечу и упала на кучу всякой всячины на полу. Я уставился на нее. Понятия не имел, что с этим делать. — Кто написал эту пьесу? — спросил я, считая, что пьеса не очень хорошая. — Шекспир. Просто у него выдался плохой день. — Серьезно? — Нет, несерьезно, глупый. Кен Фридман. Десятиклассник. Хочешь взять палку? — Бен уже терял терпение. — Зачем? Мы что, на пешую прогулку собираемся? — Нет, никуда мы не пойдем, глупый. И что это ты такой глупый? Мы собираемся поработать над моей большой сценой. Это твой меч. — A-а. Мой меч. Встав из-за стола, я подобрал свой меч. Я не очень представлял себе, как можно биться на мечах посреди свалки. И даже не представлял себе, как поближе подобраться к Бену. Бен, пиная рюкзак ногой, протащил его через полкомнаты и одной ногой расчистил на полу дорожку. Потом он пошел на меня, подняв палку, и я поморщился. Это все, что я мог сделать, только бы не броситься обратно к себе в комнату. Судя по виду Бена, он совершенно искренне собрался проткнуть меня насквозь. Но я сдержал себя и поднял свой «меч». Мне практически было видно, как крутились в голове у Бена колесики, пока он пытался заучить первую фразу. — Я пришел, чтобы… честь оказать… — Я здесь, чтобы защитить ее честь, честь, дарованную ей по праву ее положения в королевстве. — Я пришел защитить честь, дарованную королевством. Ее честь, дарованную королевством. По праву королевства. — Я здесь, чтобы защитить ее честь, честь, дарованную ей по праву ее положения в королевстве. Так продолжалось еще несколько минут. Каждое предложение запоминалось неверно, по меньшей мере раза три-четыре, потом получалось настолько близко к тексту, что я его не поправлял. Зато, когда мы вновь вернулись к первому предложению, я убедился, что Бен ничуть не приблизился к запоминанию наизусть. Я слышал от людей выражение «светлая головушка», только в случае с Беном эта головушка, похоже, светлой оставалась только потому, что не позволяла пятнать себя никакой памятью и ничего в себя не укладывала. — Давай ты произнесешь это все, — предложил Бен. — Так, чтобы я послушал, как это звучит. Но последнее предложение оставь мне. По-моему, последнее я помню. Я поднял свою палку: — Я здесь, чтобы защитить ее честь, честь, дарованную ей по праву ее положения в королевстве. И когда я одержу победу в битве, она возвратит себе ключи от своего королевства и будет вновь утверждена в своем праве. Не воображал ли ты, что никто не увидит, не заметит твоего коварства, твоих преступлений против твоих же собратьев, или ты просто полагал, что ни у кого не достанет смелости сразиться с тобой за это? Я готов жизнь отдать за свою страну и за ее законную правительницу. — Хотя, скорее всего, я отдам твою жизнь! — заорал Бен и саданул меня концом палки прямо в солнечное сплетение. Я упал навзничь, и какая-то тетрадка больно впилась мне в спину. Помню, я подумал, что рядом с Беном становится больно даже тогда, когда мы, казалось бы, прекрасно ладим. — Ууу, — заныл я, потирая ушибленное место на груди, хотя спине было больнее. — Прости, — Бен протянул руку, чтобы помочь мне встать. — Нельзя тебя выводить за скобки. Мне еще много работы предстоит. Ведь так? — Еще бы, — и поднялся сам, без его помощи. Я сел за пустой стол, и он плюхнулся напротив меня, глядя так, словно был готов меня сожрать. Будто, если он меня слопает, это как-то поможет преуспеть ему в чем-то. В том, что было у меня, а ему этого сильно недоставало. — Как у тебя получается так все запоминать? — Не знаю. Все просто заходит и прилипает. — Жаль я не знаю, как ты это делаешь. Это единственное в тебе… Ну, второе. На самом-то деле. Ты еще кое-что умеешь, и мне бы хотелось знать — как. — Что? Он долго выжидал, делая вид, что запутался в собственных мыслях. Я был готов поспорить на деньги, что он так и не скажет. Но он меня удивил. — Как ты делаешь так, что маме с Бертом всегда нравишься больше? Мне в восемь лет, наверно, не хватало такта. Потому что я просто говорил правду. Вы бы решили, что в таком возрасте уже следовало соображать получше. — Ты просто… не надо быть гадким. И это стало для Бена детонатором. Когда я оглядываюсь назад, то мне вроде бы ясно, что я запускал цепную реакцию, утверждая, что он не прав, гадок и неисправим. Но тогда это больше воспринималось просто, как высказать очевидное. И реакции Бена на подобное были понятны мне примерно так же, как и математический анализ. Он выскочил из-за стола так резко, что стол качнулся в мою сторону, я отпрянул на стуле, тот опрокинулся, я упал на спину и ударился головой обо что-то на полу. Так и не разобрался, обо что. — Да пошел ты! — завопил Бен. — Убирайся к чертям из моей комнаты! Я этот текст сам выучу! Прекрасно без тебя обойдусь, говнюк ты эдакий! Я выскочил из его комнаты. Заперся в собственной спальне лечить свои раны. Телесные и другие. 27 октября 1984 года Когда наступил вечер школьного спектакля, дела у Бена шли как угодно, но только не блестяще. Я сидел в третьем ряду актового зала, между матерью и отцом. Они склонялись надо мной, чтобы поговорить друг с другом. Чтобы сказать такое, чего мне никак не хотелось слышать. Это было мучительно. Мать давала советы отцу, как не ущемить чувства Бена в связи с его первым театральным представлением. — Вот что, скажи ему что-нибудь ободряющее, ты слышишь? Даже если он сыграет неудачно. — Н-да, не думаю, что это верный путь в воспитании мальчика. Называть неудачное удачным. — Я и не говорила, что тебе придется называть игру хорошей, если это не так. Просто нужно поддержать и ободрить. — Как это? — О, я не знаю… — теряя терпение, отмахнулась мама. — Почему всегда мне приходится за тебя думать о таких вещах? У тебя свои мозги есть. Ты же можешь сказать что-то вроде: «Что ж, Бен, если будешь стараться и продолжать заниматься актерством, то сможешь чего-нибудь добиться». Долгое молчание. Потом отец произнес: — Просто держи пальцы скрещенными на удачу. |