Онлайн книга «Купец и русалка »
|
– Но я без души! – А на что мне душа? – Так я и без ног. – А я буду носить! Возьму тебя на руки и понесу! Слегка застонав, он схватил её на руки и тут же, не выдержав, рухнул в песок. Через несколько секунд Хрящев убедился в том, что отсутствие ног совсем ничему не препятствует. Всегда эти ноги, особенно толстые, мешают и лезут куда их не просят. Русалка в любви оказалась такой, что мозг у купца, словно камнем, отшибло. Когда подступил самый жгучий момент, он вдруг закричал, да таким диким голосом, что облако разорвалось пополам. Потом они нежно вздыхали, обнявшись. Русалка опомнилась первой. – Ну, будет, Маркел Авраамович. Будет. Пора мне обратно в пучину, домой. Прощай, моё сердце. – В какую пучину? – Купца затрясло. – Да я не пущу тебя в эту пучину! – А что ты предложишь мне вместо пучины? – Женюсь на тебе, да и всё! Русалка холодным серебряным смехом осыпала Хрящева. – Да ты ведь женатый, Маркел Авраамыч! Купец замотал головой: – В монастырь! Супругу отдам в монастырь! – В какой монастырь её примут, Маркел? Она на сносях ведь, супруга твоя! – А, верно! Она на сносях. Так куда? Обратно, к отцу, ведь, поди, не захочет! – Вот то-то оно! – загрустила русалка. – Мужчины всегда так: женюсь да женюсь! А как поразмыслят, так сразу в кусты! Прощайте, неверный Маркел Авраамович. Тогда он опять подхватил её на руки и всю, даже хвост, облепил поцелуями. – Постой, погоди! Раз сказал, что женюсь, так, значит, женюсь! Дай обмозговать! – Домой мне пора, – повторила она, нахмурив свои серебристые брови. – Какой дом на дне? – Очень даже хороший. Не хуже, чем ваш. И чем глубже, тем лучше. – Нет, ты обещай, что пойдешь за меня! – взмолился купец. – Так уж я всё устрою. – Душа у тебя золотая, Маркел. – Она улыбнулась прощальной улыбкой. – Вот ты и лицом неказист, и манерой, а мне было сладко с тобой, ох как сладко! Скользнула в волну. И, как льдинка, растаяла. Купец зашел в реку по пояс, не снявши ни мятых порток, ни рубахи. – Эй, где ты? Молчала река, равнодушная, сонная. Слегка розовела. Мамаша и Татьяна Поликарповна сидели в столовой за самоваром, когда стукнула калитка со стороны сада, и, мокрый, небритый, с воспаленными глазами, ввалился Хрящев. Он был босым, рубаха на груди разодрана, по шее извивалась воспаленная полоса. – Откуда явились, Маркел Авраамович? – с ехидством спросила мамаша. – Отец ваш, покойник, всегда говорил, что вы для семьи человек ненапористый. Хрящев махнул рукой и, оставляя на паркете мокрые и грязные следы, прошел к себе в спальню. Татьяна Поликарповна побелела и чуть было не упала, как всегда, в обморок. Матушка со строгостью посмотрела на неё сквозь очки. – Ну, будет тебе, – прошипела она. – Не время сейчас. Пойди мужа проведай. – Куда я пойду? Осерчает он, маменька. – Иди, говорю. Осерчает! А ты с добротой к нему, с женскою хитростью. Татьяна Поликарповна вытерла губы, блестевшие от вишневого варенья, поправила плотный пучок на затылке и тихо зашаркала в спальню. Маркел Авраамович с отчаяньем на обострившемся за ночь лице лежал, как и был, грязный, мокрый, на пышной кровати. Зубами поскрипывал. – Вы, может быть, чаю хотите попить? – спросила она. – Благодарствую. Нет, – ответил он коротко. – Тогда, может, водочки? – Она стушевалась совсем, чуть дышала. – Вели принести. А закуски не надо. Хрящев пил две недели. Потом встал, опухший и страшный, напарился в бане, побрился, оделся. Татьяна Поликарповна со страхом увидела из окошка, как муж, белее клоуна в цирке, с лиловым, ввалившимся взглядом, садится в пролётку. На нём был пиджак на английский манер, в руке трость с большим костяным набалдашником. Еще больше испугалась Татьяна Поликарповна, заметив, что вместо привычной фуражки с околышем голову Хрящева прикрывает мягкая фетровая шляпа. И лишь сапоги он надел, как обычно, купеческие, с мягким напуском. «Куда это он? – подумала бедная. – Чтоб так нарядиться с утра…» В центральном отделении страховой конторы на Лубянской площади было многолюдно. Очень вошло в моду страхование жизни и имущества: купцы и дворяне гнались за деньгами. А денег, увы, никому не хватало. Рябужинский, например, уж на что богатый человек, а и то без конца перехватывал, весь в долгах сидел. Их было три брата из этой фамилии. Так вот, двое старших копили, а младший, совсем как дворянский бездельник, спускал. Француженку, мадемуазель Энженю, в шампанском купал. Колье подарил в десять тыщ ассигнаций. Потом себе выписал автомобиль. Пунцового цвета. Не то из Люцерна, не то из Берлина. Прохожих давил, носился как бешеный. Именно этого непутевого младшего брата Рябужинского, одетого с иголочки, благоухающего крепкими английскими духами, и встретил Хрящев на лестнице страховой конторы. – Маркел Авраамович! Ты! Мон ами! Куда спозаранку? – Дела у меня. – Купец был угрюмым и неразговорчивым. – Позвольте пройти. – Проходите, голубчик. А только вы зря со мной так, не по-дружески. Уж я вас, поверьте, весьма понимаю. – Ну, и понимайте себе на здоровье! Позвольте пройти. Тороплюсь. Не до вас. – Весь день за то-бо-о-ю, как призрак, хожу-у-у и в дивные о-о-очи со страхом гляжу-у-у! – гнусаво запел Рябужинский, спускаясь по лестнице. Внезапно он остановился: – Маркел Авраамович! Вы рыбку удили недавно, я слышал? Сердце у Хрящева бешено заколотилось. – Какую, пардон, еще рыбку? – Какую не знаю. Но слышал, что рыбку. Рябужинский ускорил шаги и снова запел, постукивая по перилам перстнями: – Не ходи, краса-а-а-вица, по ночам гу-ля-я-ть! «Откуда он знает про рыбку? – И Хрящев покрылся горячей испариной. – Ведь не было там никого! Ни души!» Он вытер ладонями мокрую бороду. Потом попытался на левую руку надеть две перчатки. Не вышло. Он скомкал их, сунул в карман. В глазах потемнело, как перед грозою. – С ума я схожу, не иначе! – сказал он себе самому и, толкнувши носком сапога дверь в конце коридора, застыл на пороге вместительной комнаты. В ней оказался щуплый, с серым младенческим пухом на голове старичок, который услужливо, еле слышно попискивая, как мышонок, приподнялся при виде Хрящева. – Чем могу служить? – Я, собственно… Короче, желаю… Ну, вы понимаете… |