Онлайн книга «Воскресни за 40 дней»
|
– Сказал самоубийца. Я помолчал и продолжил: – Что произошло? Почему ты сделал это? – Тебе не нужно знать об этом. Пожалуйста, оставь меня в покое. Он направился к выходу из комнаты. – Постарайся не шуметь, когда будешь спускаться по водосточной трубе. Дверь захлопнулась. И он туда же: как и Диана, не хочет поведать мне свою тайну. Я сделал то, что хотел – увидел Алексиса. Доза успокоения была получена, но вместе с ней бонусом шли новые волнения. – Алексис, я должна с тобой поговорить. Слова, произнесенные Моной, заставили меня застыть и прислушаться к разговору. – Чего тебе? – В тоне Алексиса явно слышалось недовольство. Я решил подойти к двери поближе, чтобы не упустить ни единого слова. – Сядь, пожалуйста. Шум от двигающихся стульев. Повисла тишина. – Что это? – вдруг спросила Мона. – Откуда у тебя? – ответил Алексис не своим голосом. – Нашла, когда убиралась в твоей комнате. – Только не говори мне, что ты его прочитала… Искорки любопытства разожгли пламя, все сильнее охватывавшее мое сознание. Я даже старался реже дышать, чтобы ничего не упустить. – Еще как, Алексис! И перечитывала не один раз! – Отдай дневник! – Алексис, пожалуйста, успокойся! Со стороны кухни донесся шум потасовки, словно шла ожесточенная борьба за вещицу. Боже, какие тайны там сокрыты, из-за которых Алексис полез в драку с родной сестрой? – Сядь на место, иначе я позову отца! Возня на кухне тут же стихла. На смену ей пришла напряженная тишина, от которой сердце колотилось еще сильнее. – Послушай, Алексис. То, что я прочитала, шокировало меня, – тише обратилась к брату Мона, явно стараясь погасить его гнев. – Я понимаю, тебе, возможно, нелегко, но ведь нельзя быть таким… – Но я родился таким! Я такой столько, сколько себя помню. – Наверное, с тобой произошла какая-то ошибка… – Я не ошибка! – Это ведь противоречит всем заветам церкви и принципам морали… – Да плевать я хотел на эти правила! Я не изменюсь. Пусть меня лучше убьют! – Алексис! – наконец сорвалась Мона, и меня передернуло, ибо голос ее был звонким и твердым. – ты столько лет жил и скрывал от нас это! Ведь ты… – Гей! Да, я гей. Что с того?! От этого я перестаю быть человеком?! – Голос Алексиса прогрохотал в разы громче. Его можно было услышать даже на улице. У меня закружилась голова. Услышанное не укладывалось в голове. Меня переполняли радость и растерянность. Стало жарко. Невыносимо жарко. Эмоции такие, будто это я только что сделал каминг-аут перед сестрой и отстаиваю право на существование. – Но ты ведь встречался исключительно с девушками. – Я делал это из-за вас, идиоты. – У меня просто в голове не укладывается. Как можно вообще… – Ты сама никому никогда не была нужна и осталась в этом городке одна. – Моя личная жизнь не должна тебя касаться! – Тогда какого хрена ты лезешь в мою? – Я бы не лезла, будь ты нормальным. – А почему ты считаешь, что быть геем – это ненормально? Почему вы думаете, что таких, как я, стоит ненавидеть больше, чем убийц, и чуть ли не сжигать живьем? Ответь! По моему телу бегали мурашки, оставлявшие после себя холодный пот. Слова Алексиса звучали искренне. В них был крик души, будто птица, томившаяся в клетке, сплетенной из страхов, наконец вырвалась на волю. Вместе с тем мне полегчало: в такого Алексиса, откровенного, открытого и искреннего, невозможно было не влюбиться. Хотя мое сердце принадлежало ему и до этого. Мона не нашла, что ответить. Я понимал ее рвение защитить религиозные устои, ведь родители с детства наверняка закладывали ей их в голову, и теперь, когда она лицом к лицу столкнулась с «живой проблемой» в виде брата, растерялась и испугалась. – Боже, – едва слышно произнесла она, – как же отреагирует отец? Конечно, я не расскажу ему, иначе это будет скандал века. Вы и без того почти не общаетесь. – Я ненавижу его за то, что он сделал. Вернее, за то, чего не сделал. – Сколько раз повторять: он не виноват. – Тебе легко говорить, это не твоя мама умерла! Стоп. Выходит, у Моны и Алексиса общий отец, но разные мамы? – Прости, – смиренно произнесла девушка. – Если бы только он успел схватить ее за руку… Если бы только она не поскользнулась и не… упала с обрыва… она была бы жива… – все тише шептал Алексис. Я чувствовал его душевную боль. Его голос заставлял сердце сжиматься от жалости. В голове всплыло воспоминание: Алексис попросил меня не прыгать с обрыва в качестве доказательства моей смерти. Теперь я мог понять, что он испытал в тот момент. Перед глазами развернулась картина: мама неловко поскальзывается на мокрой траве, скрывается за краем обрыва и летит в бездну. Я представил на ее месте свою мать. И сильно пожалел об этом. Помолился Богу, чтобы он сохранил жизнь моим близким. – Нужно уничтожить дневник. Это прошлое, о котором я хочу забыть. – Завтра же выброшу его. – Хорошо. Спокойной ночи. Послышались приближающиеся шаги. Я был в абсолютном замешательстве: теперь уходить поздно. Дверь приоткрылась, и на уставшем лице Алексиса отобразилось удивление. – Что ты тут делаешь? – Я, э-э-э… – Ты все слышал? – с ужасом спросил Алексис и отшатнулся назад. Пусть я не видел, но был уверен, что он побледнел. Мы не смели сдвинуться с места. Алексис продолжал стоять возле двери, закрыв лицо руками. Меня терзало чувство вины перед ним. Я подслушал разговор, а теперь как идиот стоял и не мог найти оправдания. – Забудь услышанное, – загробным голосом сказал он. Когда мне говорят забыть о чем-то, я лишь сильнее запоминаю, поэтому решил ответить Алексису молчанием. – Знаешь, если честно, я немного обрадовался, когда узнал правду. Алексис посмотрел на меня как на сумасшедшего, который только что выдал гениальную идею. – Так ты с рождения чувствовал себя таким? – Кажется, я просил замять эту тему. Последовала короткая пауза, после которой парень продолжил: – Да, но в моей жизни открытые геи не встречались. Хотя… – Алексис сел на кровать и задумчиво скрестил руки. – Был один парень. Он жил в Амстердаме. Мы учились в одной школе. |