Онлайн книга «Можно всё »
|
– Ну давай на весах, базару нет… Достает из-за пазухи весы. – 2,5, парень. Я тебе больше чем надо отвесил. – Ну тогда ладно, чувак, нас все устраивает. Спасибо. – Ладно. Ты уезжаешь завтра. Это значит только одно. – Что? – Что сегодня мы должны успеть все. Сколько у нас есть времени? – Самолет завтра днем. – Значит, всю ночь мы можем тусить? – Значит, можем. Я рассказываю Никите про дом, в котором сейчас живу, мы решаем поехать туда, прихватив с собой его другана Антоху, у которого он вписывался в Окленде. Нужно было встретить его в другом конце города, и мы отправились в путь. – Зовешь меня в свой дом… Не боишься? – Чего? – Что я тебя изобью, как говорят в новостях? – говорит он с желчью и досадой. – А ты что, собираешься? – Конечно. У меня с собой как раз кастет в рюкзаке лежит. Люблю бить женщин. И детей. – Потому что ты красавчик? – «Потому что я сильней. И они не могут сдачи дать мне». Ямочки у тебя классные. – Спасибо. Это чтобы все думали, что я хорошая. – Работает? – Безотказно. Мы перетерли особенности жизни в нескольких странах. Наверное, так выглядит светская беседа любых путешественников, которым друг о друге ничего еще толком неизвестно. Но вскоре мы закрыли эту глупую дележку информацией о местах на планете Земля и ушли куда-то дальше. – В тебе еще остался юношеский максимализм? – спрашивает он меня, закурив красные «Мальборо». – О, это интересный вопрос. Я бы сказала, что да. Я уже давно словила некий «дзен» и стерла все грани «плохо» и «хорошо». Но иногда, знаешь, хочется все-таки побыть дурой, высказать свое радикальное «фу». Упрямо так, не слушая доводов. По-максималистски сказать, например, что все азиаты – идиоты. И я понимаю, что это неправильно. Но мне нравится. Иначе всем таким просветленным становится скучно жить. Весело же иногда по-детски заявить, что это – говно, а вы – придурки. – Ты знаешь, была у меня… Хотя ладно. Ты не поймешь. – Да перестань. Давай уже. – Короче, вчера был ровно год, как Ханна опубликовала свой пост, где заявила, что я ее избивал. На это слетелись все массмедиа. Им же как раз такая грязь и нужна, чтобы все сочно было, весь этот салат под соусом чужой неудачи. И вот одна работница «Москвы 24» слепила про нас репортаж, специально вырезав все так, чтобы под ее слова клеилось. Мол, «смотрите на этих ребят, они вам заливали, что их жизнь прекрасна, а на самом деле вон там какой пиздец». Так вот, мне тогда впервые в жизни захотелось убить. Только не в шутку, понимаешь, а серьезно. Убить за эту ложь. – Репортершу? Топором в подъезде? – Нет-нет. Этого было бы мало. Я хотел, чтобы она страдала. – Да ладно тебе. Неужели там такой прям размах был? Это же всего лишь телик. Кто его смотрит вообще? – Ну, я не знаю, что для тебя большой размах, но за один день мою группу посетило 120 тысяч человек. Сама представляешь, какие мне приходили письма. Мне, знаешь ли, хватило. Друг еще один сказал: «Да ладно, чувак, зато распиарили тебя…» Нахуй мне такой пиар… Я в тот день, наверное, раз десять мылся. Просто выходил из душа и заходил обратно. Хотелось всю грязь, которой меня полили, с себя смыть. Но мне все опять казалось, что я в ней. За следующий час общения я понимаю, что тону во всепоглощающем кайфе простоты общения. Встретились два одиночества. Странно становится от мысли, что мы могли друг друга не знать. – Ты знаешь, куда мы идем? – Нам в ту сторону. – Ты же даже не проверял, – по привычке достаю из кармана телефон и открываю карту. – Расслабься. Видишь, нам сюда. Значит, мы идем в правильном направлении. Сворачивать еще рано. Он улыбается и тыкает мне пальцем в ямочку. Я в кои-то веки начинаю чувствовать себя просто девочкой, а не матерой «спроси ее, как жить» бабой. Стемнело быстро. На одной из улиц гусеницами вдоль стены разлеглись укутанные в одеяла бомжи. – Знаешь, что меня поражает… Ты была на Venice Beach? – Конечно. – Видела, как там ночью вся улица бомжами покрывается? И воняет от них – пиздец. В то время как… – …рядом океан. – Да нет, круче! – Душ. – Душ! Ну пойди ты, помойся! Мне кажется, дай московскому бомжу все, что есть у этих ребят… – …и он человеком станет. – Да! Глядишь, работу найдет и заживет прилично. Почему они так воняют, Даш? Почему они не моются? – Потому что они не трахаются. Им плевать. Никита, уж ты-то должен знать, на чем строится мир. – То есть остальные моются, чтобы потрахаться? – Ну да. Кто захочет стоять с тобой рядом, когда ты воняешь? А им плевать. Хотя, может, они даже и трахаются, но с такими же грязными женщинами. Вот и поворот. Мы свернули с Маркет-стрит, чуть-чуть не дойдя до морского вокзала с часовой башней. – Смотри, как дорога блестит. Как снежная. – Да-а. Я это уже давно приметила! Тут всё очень красиво. Все тени, огни… Это мой любимый город. – Знаешь, вообще я не люблю города. Мне бы дикую природу, это мое. В Африке я просто кайфовал. Но Сан-Франциско – первый город, про который я могу сказать, что он не испортил, а украсил планету. Что планета с ним лучше. – Да, это самый красивый город. Он маленький, и при этом в нём есть абсолютно все. А еще он самый экологичный, кстати. Никто так не зациклен на экологии, как они. Я уже забыла, что такое одна мусорка подо всё на свете. – А этот колорит людей. Даже в одном вагоне. Вот этот с усами длинными, этот в разноцветных шмотках, а тут мужичок на работу в пиджаке едет. – Да, тут никто никого не судит. Причем не потому, что так сказали. А правда, по-настоящему, искренне. Любое проявление себя только поощряется. – Да, в России за половину таких шмоток крикнут: «Ты че вырядился?» – «Это у тебя что, свитер розовый?» – «Чё, пидор, что ли?» Мы перебежали дорогу. Уже было видно остановку, куда приедет его приятель. – Слушай… Погоди… Если следовать твоей логике про бомжей, получается, ты только что покрасила волосы в розовый, чтобы быть привлекательной и тем самым меня трахнуть? – Ха-ха! Ну, это вообще нелогично. Во-первых, если бы я хотела тебя трахнуть, и так бы это сделала. Во-вторых, красить волосы было бы тогда риском. А вдруг тебе не понравится? Вдруг ты кардинально против розовых волос? И получается, я на корню запорю все свои шансы! Нет, это было бы слишком рисково. |